чтобы вы уезжали, но вы уже большие. И помни – это просто каникулы. Тебя ждет много всего нового, побываешь в таких красивых местах… работать будешь намного меньше. – Бенигно вздыхает, но тут же выдавливает улыбку.

– Но я хочу работать! Я могу остаться и вставать рано!

– Нет, малышка. Ты и так рано встаешь. Ты поедешь в Комильяс, тебе там понравится, непременно понравится. Это прекрасное место, а жить будешь в доме дяди и тети, рядом с портом. Оттуда видно море, и ты сможешь смотреть, как рыбаки возвращаются, а над ними вьются чайки.

– Я люблю чаек.

– Знаю. А ты знаешь, что когда я был маленьким, мы с дядей Пепе выходили рыбачить в открытое море?

– С дядей Пепе?

– Ну да, глупышка. Это муж тети Ампаро. Он молчун, но человек славный, сама увидишь. Может, он как-нибудь даже возьмет тебя на рыбалку. Нужно только научиться править лодкой, потому что там неглубоко и много камней.

Хана задумывается.

– Значит, это просто такие каникулы. Давид и Клара будут приходить ко мне в гости. И ты тоже. Ты же придешь, пап?

– Ну разумеется, моя радость. Ты же сама понимаешь, что это просто каникулы?

Бенигно крепче прижимает к себе Хану, укачивает ее, дожидаясь, когда она уснет, когда перестанет выпытывать правду, вязкую и в то же время неуловимую – как дым. Прежде чем позволить убаюкать себя, Хана всматривается в лицо Бенигно и впервые в жизни понимает, что отец лжет.

Будущее уже не изменить. Барабаны уже стучат в детском сознании, в маленьком сердце. У всех поступков – серьезных и несерьезных, значительных и незначительных – есть последствия. Уже зарождается новая личность – решительная, хитрая и опасная.

Знаешь, где таится настоящая опасность?

В непредсказуемости.

Он не психический больной. Он знает, что делает.

Проблема в том, что он не чувствует, что делает.

Он принимает решения без эмоций, без чувств и сожалений.

Он убивает не как человек. Он убивает как хищник: просто уничтожает свою добычу.

Определение психопата, данное профессором Хосе Санмартином (1948), директором бывшего Центра королевы Софии по изучению насилия

Утро у сержанта Ривейро выдалось, мягко говоря, не очень спокойное. Они расследовали сразу два дела, предположительно связанных между собой, – останки на вилле “Марина” и утопленник с причала. Лейтенант Редондо мобилизовала весь следственный отдел.

Ривейро знал лейтенанта хорошо, хотя отделом она руководила всего год с небольшим, работала она оперативно, а следственной группой управляла чуть ли не с одержимостью. Никаких ошибок, оправданий и опозданий. Четкость и порядок во всем. Лейтенант сама подавала пример: первой приходила на работу и уходила последней. Она вовсе не была ледяной стервой, муштрующей подчиненных, скорее, наоборот: вела себя любезно и открыто, смешно шутила, хотя иногда юмор ее был черным и слишком саркастичным. Расследуя преступления, она требовала абсолютной точности и внимания к мельчайшим деталям. Ее кабинет полностью соответствовал ей – чистота и порядок. Ривейро уже привык к ее строгости и скрупулезности, к тому, что она постоянно моет руки, к ее мании чистоты – все это шло в комплекте с ясным и сверхэффективным умом, с ее принципами чести и честности. Валентина Редондо была деликатна с людьми, несмотря на свое положение шефа. Ривейро мог упрекнуть ее разве что в полном непонимании компьютерных технологий и нетерпимости к опозданиям. В последнем она явно перегибала палку, ведь если накануне вечером сотрудник задержался допоздна, почему же следующим утром он не может прийти попозже? У нее самой разве нет семьи? Впрочем, о личной жизни лейтенанта Редондо он ничего не знал. Она жила в Сантандере, в доме почти напротив Верблюжьего пляжа, и у нее был мужчина – а может, нет? Кажется, она как-то упомянула о нем, но его никто не видел. Лейтенант была чрезвычайно скрытна во всем, что касалось ее личной жизни.

Редондо взяла с собой в Сантильяну-дель-Мар и Комильяс младшего лейтенанта Сабаделя, чтобы на пару незаметно приглядывать за сеньором Гордоном. Лучше было держать его на всякий случай в поле зрения. Капрал Роберт Камарго, еще один подчиненный Редондо, только что позвонил из реестра собственности Tоррелавеги и подтвердил рассказ Оливера о владельцах виллы “Марина”. Информацию следовало перепроверить, так что Редондо отправила Камарго в Сантандер к адвокату Сан-Роману, а также к полицейскому юрисконсульту. Она также поручила агентам Марте Торрес и Альберту Субисаррете наведаться в Суансес и навести справки о жизни и связях Педро Саласа Диаса, утопленника, а заодно поговорить с моряками и рыбаками, со знакомыми жертвы и с владельцем таверны “Ла Чалана”, где, судя по всему, Педро Салас имел обыкновение завтракать.

Лейтенант Редондо, разумеется, не обошла вниманием и Ривейро, которого считала своей правой рукой и с кем ладила лучше, чем с другими. Именно он выполнял самые важные ее поручения, и сержант уже запросил технический отчет о компьютере погибшего, с детальным описанием всех содержащихся там данных, но отчет мог быть готов лишь назавтра после полудня. Поскольку из телефона Педро Саласа не удалось извлечь никакой ценной информации, Ривейро получил у судьи Хорхе Талаверы ордер для обращения в телефонную компанию. Нужно было установить содержание удаленных сообщений и отследить последние звонки на некий номер, которого не нашлось в телефонной книжке жертвы, а сам номер теперь оказался нерабочим. Проверить следовало все, абсолютно все. К счастью, судья Талавера всегда был готов содействовать следствию, с ним группе сыщиков повезло.

Была половина одиннадцатого утра.

Ривейро уже чувствовал острую потребность в дозе кофеина. Сегодня он поднялся особенно рано. Попрощался с женой Рут, оставив ее досыпать, она что-то неразборчиво и нежно пробормотала. И отправился к причалу в Суансесе, надо было успеть до семи утра. С собой он прихватил кофе с молоком и пару собаос[7], которые его жена всегда покупала в легендарной лавочке “Каса Борона” в Торрелавеге. Для него это были самые лучшие собаос на свете, они возвращали его в детство, в дом бабушки и дедушки, которые жили в Веге-де-Пас, куда из “Каса Борона” регулярно привозили выпечку. Доносящийся из лавки аромат свежеиспеченных кесадас-пасьегас[8] плыл по улице, Ривейро от этого манящего запаха почудилось, что он вновь сидит на коленях у матери, а вокруг расстилаются душистые горные луга Веги-де-Пас.

Но тем ранним утром, сидя в патрульной машине, он не позволил воображению перенести его в детство; сосредоточенно доедая свой завтрак, он цепко наблюдал за пристанью. Это был длинный пирс, он начинался у Пляжа Риверы, там, где река Сан-Мартин-де-ла-Арена