впадала в Кантабрийское море, и тянулся далеко в бухту, отделяя Ракушечный пляж от марины. Как и лейтенант Редондо, Ривейро знал, что люди склонны цепляться за рутину как за гарантию надежности, порядка и уверенности, а потому, если между семью и девятью в утро убийства здесь произошло нечто необычное, кто-то наверняка обратил на это внимание. Но этот кто-то решил ничего не сообщать полиции. Что вполне объяснимо, мало кому охота усложнять себе жизнь, напрашиваясь на проблемы. Но Валентина Редондо была убеждена, что хоть кто-то да должен был находиться поблизости в это время – заниматься спортом, развозить хлеб, выгуливать собаку. И потому она отправила Ривейро выяснить все.

До восьми утра Ривейро не увидел ничего интересного, разве что несколько рыбацких лодок вышли в море, да какие-то юнцы уныло брели со стороны пляжа явно после затянувшейся до утра вечеринки. И куда только смотрят их родители, сегодня даже не выходной, а они совсем еще мальчишки. Хотя, может, это просто он стареет и становится консервативнее, но мир явно сходит с ума. Он вспомнил о своих детях, которым было семь и девять, и поежился. У старшего сына вот-вот первое причастие, воспримет ли он те принципы, которые они с женой пытаются ему привить? И поможет ли им в том религия? Или новому поколению она вовсе не нужна? Помнится, он полистал катехизис сына и подумал, что в современном мире от таких книжиц мало проку.

Ривейро отогнал эти мысли и сосредоточился на деле, из-за которого поднялся ни свет ни заря. Вокруг были только отели и рестораны, а в столь ранний час они закрыты. Ему не давал покоя один вопрос: как могло случиться, что никто не слышал выстрела? В этот тихий, блаженно-сонный час он должен был прогреметь. Убийца использовал глушитель? Пока это установить не удалось.

Ривейро прочесал взглядом окрестности. Ближайшее заведение – ресторан “Хижина”, со стеклянной стеной, выходящей на причал. Но в воскресенье в это время ресторан наверняка не работал.

Чуть подальше – пансион “Ракушка”, маленькое здание лимонного цвета, и гостиница “Сорайя” – полная противоположность “Ракушки”, массивный бело-синий особняк. Ривейро решил дождаться девяти и поспрашивать постояльцев этих отелей, не видел или не слышал кто чего-то необычного. Может, стоит заглянуть и в отели, что стоят уже в стороне от пристани, – “Сидней” или “Причал”. А затем ему предстоит побеседовать с детьми погибшего, пусть у них уже взяли показания. Нужна хоть какая-то зацепка, любая связь между Педро Саласом и виллой “Марина”.

В начале девятого появились первые прохожие. Ривейро поговорил с пенсионером, который выводил своего золотистого ретривера на прогулку по пляжу каждое утро в четверть девятого, с очень спортивной девицей, совершавший рывки от одного конца короткого пляжа до другого, с торговцем круассанами и чуррос. Никто из них ничего подозрительного в тот день не заметил. Но старый рыбак, который пришел половить рыбу на удочку с причала, – он представился Антонио Руа – рассказал, что был знаком с Педро Саласом, как и со многими из местных, и что тот частенько приходил по воскресеньям рыбачить вот у этого длинного каменного парапета, у которого они сейчас стоят. Странно, конечно, что рыбак и в свой выходной предпочитает проводить время, ловя рыбу. Однако в день убийства Антонио Руа на причал не пришел, поскольку накопились домашние дела, да и на море был полный штиль, вряд ли стоило рассчитывать на улов. Тут Ривейро заинтересовался: зачем же тогда Педро Салас явился на причал? Наверняка он, как и Антонио Руа, прекрасно понимал, что улова ждать не приходится. Попутно Ривейро понял, почему утопленника так долго не замечали. Если волн в воскресенье почти не было, то в густых водорослях неподвижное тело вполне можно было принять за корягу. Антонио Руа сказал, что тот воскресный штиль – предвестник скорого шторма, туман и затишье всегда несут тревогу. И совсем скоро тут забушуют привычные волны, на которые сбегутся серферы, хотя, конечно, волны тут не те, что накатывают на Пляж безумцев.

Ривейро вздохнул. Он опросил еще парочку рыбаков, но не услышал ничего нового или полезного. Тогда он отправился побеседовать с работником ближайшего отеля, пусть в такой час рассчитывать приходилось только на портье. Показав удостоверение, Ривейро сказал портье, что ему нужен список постояльцев, зарегистрированных на вечер субботы. Портье ответил, что список сумеет отправить лишь по факсу. Снова ждать.

Ривейро направился в штаб полиции Суансеса, где по поручению Редондо опрашивали детей погибшего.

Проведя повторную беседу и удостоверившись, что Педро Салас действительно по воскресеньям иногда ходил порыбачить с причала, Ривейро пришел лишь к одному выводу: несмотря на то что погибший вел вполне заурядный образ жизни, денег у него имелось явно больше, чем можно ожидать от рыбака предпенсионного возраста. Его дочь, мать двоих детей, безработная, между всхлипами сообщила, что ее несчастный отец выдавал ей каждый месяц две-три сотни евро. То же самое сказал и сын покойного, безработный механик, не обремененный семьей.

Ребека оказалась поразговорчивей брата.

– Я говорила себе: Ребека, папа, наверное, во всем себе отказывает, только бы нам помочь. Я не хотела брать у него деньги, понимаете? Но он, бедняжка, так настаивал!

– А он никогда не объяснял, откуда у него деньги? Вы ни разу не задумались об этом?

– Ну разумеется, сержант, задумывалась. А как иначе, это же мой отец. Говорила себе: Ребека, что-то тут не так. Спрашивала его, как ему на все хватает, не нуждается ли он в чем. А он отвечал всегда, что у него есть сбережения, что всех трат у него – на аренду да еду, а это немного.

– Понятно. А вы в последнее время не замечали ничего странного в поведении отца, что-нибудь, может, изменилось в его поступках или привычках? Может, появились новые знакомые?

– Ой, нет, сержант! У отца были свои причуды, но бедняжка только и делал, что ходил в порт и домой, туда-сюда, да еще завтракал в таверне после ночного лова. В последний раз мы виделись… – тут женщина разразилась столь судорожными рыданиями, что начала икать, ее горе показалось Ривейро совершенно искренним, – виделись в субботу, и он казался даже довольнее обычного. Я сказала себе: ну, Ребека, у папы точно появилась подружка. Я даже спросила его, но он отмахнулся, мол, что за глупости. Я настаивала, подшучивала, сказала, что наверняка познакомился по интернету с какой-нибудь латиноамериканочкой, но он ответил: какой-такой интернет?

– Любопытно, что у вашего отца был компьютер и интернет. Ему ведь было шестьдесят четыре, и всю жизнь он