– Ты чего тут бормочешь? – Бас Кощея раздавался уже откуда-то издали. Я сделала пару шагов вперед, и пол метнулся к моему лицу. Меня окутало ватным коконом, я почувствовала, как мне жарко. И не только от руки, а изнутри. – Спокойно, малышка, все будет хорошо.

Дурацкая фраза и еще более дурацкое обращение. Не маленькая я.

Его бас удалялся, как будто я слушала «Рамштайн» сквозь наушники, но их дернули, и они начали падать. И вот уже не в ушах, а где-то в области шеи хрипел голос Тилля. Как всегда, что-то совершенно непонятное.

Все дальнейшее я слышала, но не понимала. Чувствовала, но не ощущала. Меня положили на кровать. Какие-то голоса. Более-менее осознанно расслышала кого-то незнакомого. В отличие от рычащего что-то непонятное Кощея, этот говорил приятным спокойным баритоном:

– Я ветеринар немагических существ, а не людей из немагического мира.

Меня что, лечит ветеринар? С этой мыслью я резко распахнула глаза. Вокруг никого, только у столика стоял знакомый непрезентабельный столик, накрытый скатертью-самобранкой. Скатерть слегка потускнела и была завалена пакетиками с порошками.

– Коша, она проснулась! – скатерть заверещала так громко, что я в испуге от нее дернулась. И свалилась с кровати. Боли не почувствовала, но слабость не позволяла встать, а только с трудом присесть. Кощей вошел, держа в руках какие-то документы. Они сразу бросались в глаза из-за странной блестящей бумаги. Бессмертный положил их на угол кровати, молча подошел и потрогал мою руку своими холодными пальцами.

– Кош, ну что, что? Ну скажи, что ты молчишь! – Голос скатерти опять зазвучал слишком громко и пискляво.

Кощей приподнял меня на руках и положил обратно на кровать. Удивительно, что скатерти он ничего не говорил по поводу неприятного ему сокращения. Терпеливо позволял ей выть свои вопросы. Мужчина взял один из пакетиков, высыпал в появившийся на скатерти стакан и протянул мне. Я молча выпила, удерживая емкость двумя руками. Но пальцы все равно были слабы и подрагивали, в связи с чем Кощей помогал удерживать стакан.

– Спасибо. – Свой голос я не узнала, настолько он был тихим. Бессмертный даже не кивнул. Возможно, не услышал.

– Ох, как тебе-то ядотраву в голову-то пришло съесть? – Скатерть приподняла уголки и потрясла ими.

– Я не знала, что мясо с отравой. И ничего вообще о вашей растительности не ведаю. – Думала, мой голос опять не услышат, но нет, скатерть укоризненно вздохнула, Кощей нахмурился.

– Спи, – единственное, что услышала от Кощея за прошедший день. А ночью снова все вокруг казалось сном. Или это действительно был сон? Скатерть опять причитала:

– Коша, что с ней? Ну как она там? Выздоравливает же, почему опять плохо?

Я смотрела на лицо наклонившегося Кощея. И пусть глаза у него снова были черны, но он кусал губы и оброс щетиной, отчего казался совсем человечным. Приложив усилия, протянула руку и провела по его щеке. Жесткая.

– Медленно. Слишком медленно.

Похоже, это был ответ для скатерти. Вряд ли же Кощей требовал потереть его подбородок, как на терке?

На меня накатило отчаяние, и казалось, вот тут я умру, без родителей. Я их звала, обнимала, но они таяли прямо в руках. Пыталась плакать, но глазницы были такими сухими, что шершаво открывались. Успокоилась, только когда увидела врача. Самого обычного, в белом халате. Пожилая женщина с морщинками испуганно осмотрелась вокруг и присела рядом со мной. Откуда она тут? Или мне мерещится?

Я ощутила укол. А еще заметила облегчение на лице Кощея. Как-то сразу поняла, что все действительно будет хорошо, и провалилась в самый обычный сон.

Проснулась я, чувствуя себя потной, грязной, но здоровой. Немного пошатывало от слабости, но так я и не ела давно. На скатерти теперь стояли флакончики и упаковки знакомого мне типа.

– Как вам удалось их достать? – Я вертела в руках коробочки со смутно знакомыми названиями.

– Снежечка, ты только никому не говори, – голос скатерти звучал глухо, – иначе мне не жить.

Я кивнула. Подставлять это сердобольное существо мне не хотелось.

– Дело в том, что когда я создаю еду, я ее не создаю, а как бы так сказать…

– Ворует. – Я вздрогнула от резкого баса Кощея, а скатерть возмущенно всплеснула уголками.

– Снежечка, никто не должен знать моих способностей, иначе захотят обогатиться за мой счет. Я могу сего и не пережить.

– Конечно, – я ласково улыбнулась спасительнице.

Неужели врач мне не привиделась?

– Если ты можешь сюда привести кого-то, то можешь и вытащить? – Я с надеждой посмотрела на Кощея. Но он отвел взгляд. Ответила мне скатерть.

– Нельзя, Снежка. Ни привезти, ни увезти. На тебе так вообще такая система оповещений навешана, что тут вся академия загремит, если сбежишь с острова. Да и если удастся – по имени вертает артефакт. Привязку-то по ауре ректор еще при первом явлении в академии делает.

– Но я помню… – И замолчала. Поняла, что не та тема, которую можно поднимать. – Спасибо, что вылечили.

Кощей взволнованно провел ладонью по седым волосам и вышел, а скатерть начала просвещать, какие лекарства сколько принимать. А еще спросила, что я пожелаю кушать не слишком тяжелое для желудка.

– Что-то… чистое. – Я не забыла, что еду готовит не скатерть, а кто-то другой. А потом приготовленное просто воруется и переносится сюда. Но я настолько хотела есть, что не стала глубоко осмысливать свой падающий ниже плинтуса моральный облик.

После еды следующим этапом стояло – принять душ. Когда я выходила из комнаты, Кощея в гостиной не было. Но была приоткрыта дверь его спальни. Заходить постеснялась, и так хватает двояких ситуаций, что с Кощеем, что с другими сказочными персонажами. А с того момента, как я поняла, что действительно попала в тюрьму, ослабла и моя уверенность. Все чаще приходилось обманывать, прикусывать язык и терпеть. Но это так несвойственно мне в обычной жизни. Под струями воды я анализировала то, насколько изменилось мое поведение, стоило измениться окружающей среде и пропасть чувству защищенности. Я ведь много смеялась, всегда была улыбчивой и острой на язык. Видимо, та Снежка так и осталась под крылом заботливых родителей, а эта – вечно настороже и уже несколько раз покалечила других существ.

Вернусь ли я прежней? Пускать зло домой не хотелось. Даже если это зло – я сама. Но сдаться и позволить себя уничтожить или навеки лишить свободы – вообще ни в какие рамки.

Я вышла из душа в одном полотенце, выданном мне Кощеем. Сам же даритель сидел сейчас за столом. Ладони прикрывали глаза, а длинные волосы закрывали вид на хоть какую-то черту его лица. Но поза говорила о том, что у него действительно что-то случилось. Такое, из чего нет выхода. Или результат тебе совсем не нравится. Сердце укололо. Я как раз нахожусь в такой ситуации и не могу не почувствовать родную душу.