– А кто же есть?

– Сам пока не пойму. Но твердо знаю, что не могу продолжать прежнюю жизнь.

– И чем же ты собираешься заниматься?

– Хороший вопрос. Одно занятие у меня определенно есть – выращивать Капустку.

Брат не сразу понял, что я имею в виду – нахмурился, потом понимающе кивнул:

– Ну да, конечно. И все?

– Я как раз сейчас над этим думаю.

– Да, огорошил ты меня. Я, конечно, заметил, что ты изменился, но чтобы настолько…

– Привыкай. Надеюсь, ты поддержишь меня в разговоре с отцом? Я понимаю, что не вправе ничего от тебя требовать: я был плохим старшим братом.

– Да ладно, бывает и хуже.

Игорь встал, достал из шкафа бутылку коньяка, разлил по бокалам и подал один мне:

– За перемену участи!

– И за твои успехи.

– За наши успехи, – поправил брат. – Ну что, пойдем удивим отца?

Я поднялся, но Игорь не двинулся с места.

– Послушай, – сказал он, явно смущаясь. – Это ведь ты? На похоронах мамы?

Я сразу понял, о чем он говорит. Это было в морге. Мы стояли вокруг гроба – довольно много народу: родственники, друзья, знакомые. Маму все любили, поэтому нашлось немало желающих сказать о ней добрые слова. Я взглянул на брата, и мне показалось, что Игорь сейчас хлопнется в обморок: он был любимчиком матери и должен был острее меня переживать нашу общую потерю. Я тихонько прошел за спинами, приблизился к брату и положил руку ему на плечо. Так мы и стояли до конца церемонии. Я не был уверен, что Игорь вообще меня заметил.

– Это был ты!

Я кивнул.

– Спасибо, брат.

Я почувствовал, что у меня защипало в глазах, но тут Игорь шагнул ко мне и обнял. Очень сильно. Нет таких слов, чтобы передать мои чувства – наши чувства! Потому что впервые в жизни каждый из нас в полной мере ощутил братскую природу, кровную близость и силу взаимной родственной любви.

– Прости меня, – прошептал я. – Прости за все, что между нами бывало.

– Все прошло. Мы оба это переросли.

Игорь отстранился и внимательно посмотрел на меня:

– Ты что, облился кофе, что ли? Почему от тебя так пахнет?

Я рассмеялся и показал ему пакетик, выданный Екатериной:

– Это мой кофейный талисман!

– Да, ты точно стал другим человеком…

Разговор с отцом получился тяжелым. Но вдвоем мы справились. Я смотрел на отца и видел в нем себя – такого, каким был прежде. Не зря он меня всегда выделял: свой свояка видит издалека. А сейчас отец меня не понимал. Потом Игорь рассказал, что отец обсуждал с ним мой поступок, который объяснил себе последствиями аварии.

– Он тебя списал, – сказал, посмеиваясь, Игорь.

– Списал?

– Ну да, как бракованный экземпляр. Разочаровал ты его.

– Главное, чтобы я себя не разочаровал.

– Я на твоей стороне.

– Еще бы – мое решение тебе только на руку.

– Это точно!

И мы дружно рассмеялись.

С этого дня все изменилось: я знал, чего хочу. Нет, не так. Я ощущал себя потоком воды, который течет по руслу, проложенному мирозданием, и с каждым днем мощность этого потока увеличивалась: он уже был способен по мере надобности углублять или расширять русло, чутко прислушиваясь к подсказкам того же мироздания. Я давно мечтал съехать из родительского дома, куда нас с дочкой привезли после выписки из больницы, но пока была жива мама, даже не заикался об этом. На прежнюю квартиру возвращаться не хотелось, а вот начать новую жизнь в городе своего детства, где до сих пор обитал Кван, стоило попробовать.

Я обсудил свою идею сначала с Кваном, потом с Капусткой, и оба меня одобрили, так что я продал старую квартиру и начал подыскивать жилье рядом с домиком, который Кван присмотрел для кафе. Квартира нашлась в доме по соседству, и я счел это добрым знаком. Я приобрел сразу две угловые квартиры на одной площадке, так что после их объединения и ремонта у нас вышло четыре комнаты, большая кухня, две ванных и два туалета. Семь окон выходили на три стороны, и наш кофейный домик был как на ладони. Параллельно я занимался на курсах и получил диплом бариста, а также напутствие от тренера: «Кофе как секс. Любому нравится, но каждому по-своему. Один и тот же эспрессо получается у каждого бариста разным. А к тебе будут приходить твои люди за своим кофе».

И первой пришла Иоланда. Сначала она показалась мне похожей на Екатерину, но потом, приглядевшись, я понял, что ничего общего, кроме темных волос и глаз, у девушек нет. Да и волосы Екатерины были гладкими, а у Иоланды кудри. Глаза у обеих карие, но у Иоланды теплого медового оттенка, а у Екатерины цвета крепкого кофе. Сходство было не внешним, а внутренним: искренний интерес к происходящему вокруг, мягкая доброжелательность, душевная теплота, стремление помочь. А главное отличие заключалось в том, что мои чувства к Иоланде… Ладно, что толку ходить вокруг да около: я влюбился. Мгновенно. Как никогда раньше не влюблялся.

Помню, как я смотрел из окна кафе на Иоланду, переходившую дорогу, и чувствовал, что это идет моя Судьба – с растрепанными кудряшками, в синей пижаме и дурацких розовых тапках с заячьими мордами. Иоланда скрылась за углом, и я отвернулся от окна. В дверях кухни стоял Кван и серьезно смотрел на меня.

– Ничего не говори! – буркнул я, сворачивая к бару.

– Да я и не собирался, – тихо сказал Кван. – Просто рад за тебя, вот и все.

Так началась моя новая жизнь.

Никогда еще я не чувствовал себя таким легким – просто воздушный шарик какой-то! А веревочка в руках Иоланды. Но я тщательно скрывал свои чувства, не надеясь, что способен понравиться такой девушке. А даже если и понравлюсь? Зачем ей такой «подарок»? Но, как я ни старался, окружающие меня раскусили, даже Капустка. Однажды, после очередной партии в «дурака», когда я, проводив Иоланду к выходу, вернулся к дочери, Капустка спросила, хитро прищурившись:

– Она тебе нравится, правда?

– Нравится, – признался я, чувствуя, что краснею.

– Мне тоже. Она классная! И ты ей тоже нравишься.

– Откуда ты знаешь?!

– А вот и знаю.

– Так ты была бы не против? Если бы я… Если бы мы…

– Конечно, нет! Я только об этом и мечтаю!

– О чем именно? – спросил я дрожащим голосом.

– Как мы будем жить все вместе! Ты же это устроишь?

– Ну да… Конечно… Но все очень сложно, понимаешь?

– Вечно у вас, взрослых, какие-то дурацкие сложности. Просто скажи ей, и все. Ох, папа! Ты такой смешной!

Ухохочешься, точно. Скажи ей – и все! Как будто это так просто. Что прикажете делать, если у меня из головы вылетают вообще все слова, когда я вижу устремленный на себя вопросительный взгляд карих глаз Иоланды! А тут еще этот Рэйвен… Я видел, что Иоланда увлечена им, но не мог понять почему. Гитарист он, конечно, от Бога, что говорить. А так – довольно противный подросток. Я сам таким был когда-то: презирал окружающих меня жалких людишек и одновременно жаждал их обожания. Но странное дело: я ревновал, не отрицаю. И при этом чувствовал какую-то отстраненность, сладостную и болезненную одновременно: она выбрала другого – что я могу поделать? Ничего. Просто продолжать любить ее, не надеясь на взаимность. Такая вот возвышенная хрень завелась в моей душе, и что с ней делать, я не понимал. Но тут одновременно случились два события: я подслушал разговор Иоланды с Кваном, и мои надежды дружно расправили крылья. А визит Теодора помог поставить на место мою слегка съехавшую крышу.