шел, поскрипывая осями. Солдаты несли ружья на ремнях и переговаривались о домашних делах. Все они были из далеких краев, все тосковали по родине и разговорами заглушали тоску. Временами то один, то другой замечал движение кустов по горам, но значения этому не придавали — мало ли кто может беспокоить кусты: лошадь, дикий зверь, порыв ветра…

…Обоз свернул с дороги на ровную полянку среди придорожных утесов. Солдаты решили сделать привал. В это время на другой поляне, хорошо укрытой кустами, собрались повстанцы. У них был горячий спор. Одни предлагали открыть стрельбу, прикончить охрану, ямщиков, сбросить всех в ущелье, где бесновалась река, подводы угнать, — и от обоза не останется следа. В этой партии особенно усердствовал Мухтар.

Другая партия предлагала свой план: вступить в переговоры с солдатами, убедить их, что повстанцам нужно только оружие и совсем не нужна человеческая кровь. Если солдаты не станут сопротивляться, их отпустят невредимыми. На этом особенно настаивал Утурбай.

— Говори, если надоело жить! Ты всегда как упрямый козел идешь против отца! — сердился Мухтар на сына.

— Не ты ли — упрямый козел, — отбивался сын. — Всегда идешь против меня.

Решили испробовать совет Утурбая: чего лучше, если дело обойдется без пальбы, без крови.

Утурбай незаметно вышел на дорогу, а оттуда, словно уставший путник, свернул на поляну к солдатам.

— Здравствуй! — сказал он по-русски.

Ему ответили кто по-русски, кто по-казахски «Аман!». Утурбай попросил закурить. Солдаты протянули сразу несколько кисетов, потеснились и пригласили садиться. Скоро будет каша, чай.

Утурбай сел, закурил и повел разговор издалека: давно ли служат, кто откуда родом. Солдаты и ямщики — тоже солдаты — были все из разных мест и сами все разные: русский, украинец, татарин и еще такие, о каких Утурбай даже не слыхивал. «А мы всех, кто не казах, мешаем в одну кучу — русские», — подумал Утурбай.

Съели кашу, выпили чай. Утурбай уже знал, что все солдаты тоскуют по дому, у некоторых есть жены, дети, невесты, и решил: настало время делать большой прыжок.

— Домой надо, домой, — сказал он весело.

— Не пускают, — отозвались ему.

— А ты сам, сам! — Утурбай достал из-за пазухи царский приказ о мобилизации казахов, недавно расклеенный по всем столбам и стенам. — Вот царь говорит: «Иди ко мне воевать», а я говорю: «Воюй сам! Я с немцем не ругался, я дома жить буду».

— Ты, значит, дезертир? — спросил один из солдат.

— Дезертир, дезертир. И тебе надо делать дезертир.

— А это куда? — Солдат показал свою винтовку.

— С собой. На охоту будешь таскать.

— А это? — Солдат кивнул на подводы с оружием.

— Это нам.

— Вам? Кому? — Все солдаты уставились на Утурбая.

— Нам. — Утурбай сделал кругообразное движение руками. — Нас много. Весь Казахстан — мы. Отдайте нам оружие, и мы отпустим вас живыми.

— А этого не хочешь? — Один из солдат схватился за винтовку.

Но другой отвел ее и сказал:

— Подожди. Два раза не умирают, и если уж умереть, то не дуром.

Начался трудный горячий торг у солдат с Утурбаем и промеж себя. Утурбай твердо стоял на одном: кто добровольно сдаст оружие, будет цел, а кто окажет сопротивление, будет убит. У солдат же не было согласия: и сопротивляться и сдаваться страшно, где жизнь, а где смерть — неизвестно.

Чтобы подтолкнуть солдат, Утурбай громко крикнул:

— Э-ге-гей! Каждый наш человек подай свой голос!

Тут же все кусты вокруг солдатской поляны сильно зашатались, и в каждом раздались крики по-казахски и по-русски:

— Хочешь жить, сдавай оружие! Хочешь жить, руки вверх!

Солдаты покорно отошли от своего оружия. А повстанцы окружили их, подобрали оружие, заняли всю поляну, растормошили ящики, сменили свои охотничьи дробовики на армейские винтовки, снова запрягли лошадей, распряженных для кормежки.

Солдат они решили не таскать с собой, а распустить немедля. Сами безоружные, они ничего не сделают, а пока доберутся до начальства, повстанцы будут далеко в горах.

Можно было прощаться. Утурбай подошел к солдатам с протянутой рукой:

— Молодец! Зачем кровь, когда можно сухо. Вот мой тебе счастливый путь!

Но первый, второй, третий солдат, и так семеро, отказались прощаться:

— Мы с тобой. Без оружия в воинскую часть нельзя: там расстреляют. Домой не дойдешь, далеко. Так что взял оружие, бери и нас!

— Хорошо. Молодец! — хвалил солдат Утурбай и похлопывал по плечам. — Иди, беру. Всем будет работа.

Мухтар удивлялся на сына: какой он сегодня веселый и говорливый.

Восьмой солдат из ездовых сначала решил идти какой-то своей дорогой, но когда отряд повстанцев скрылся, ему стало жутко брести одному безоружному среди чужих гор и одному же отвечать за три подводы оружия и за всех восемь человек дезертиров-изменников. Он пустился бегом за повстанцами и потом долго радовался, что догнал, что если и погибнуть придется, то не одному, а вместе со всеми.

…По всем дорогам и тропам, прямо бездорожной степью ко всем аулам и кочевьям мчались вестники Длинного уха. Дикими, охрипшими голосами они кричали, что началась великая война с царем. На кочевках им подводили свежих лошадей, быстроногих джурдэков, вместо загнанных.

Восстание через несколько дней охватило громадное пространство. Движение казахов в горы остановилось, началось обратное, в степи.

По всем дорогам мчались отряды конных повстанцев, вооруженные самодельными пиками и чекменями. За отрядами шли верблюды, нагруженные мешками, полными кумыса, двигались стада лошадей, быков, баранов, кибитки и семьи. Пыль степных дорог поднималась к небу и заслоняла солнце.

Мухтар командовал сотней повстанцев. Сын Утурбай командовал другой