Женевьева не могла отвести взгляд от его угольно-черных глаз. Говоря, что хорошо успел изучить ее за эти дни, он, скорее всего, намекал на их любовное приключение. Когда эта мысль пришла ей в голову, она покраснела от смущения.

— Да, конечно, — сказала она.

— Хорошо, слушайте. Я не хочу обсуждать это с вами, потому что мне нечего вам рассказать. По той же причине я не говорю об этом со своими друзьями. За эти годы мне не удалось найти ни одной улики, ни одного доказательства и пролить свет на это дело. Мой крестный помогает мне в расследовании. Но и ему не удалось выяснить, кто и за что их убил. Он не смог найти ни подозреваемых, ни какой-нибудь зацепки.

— Мне очень жаль, — сочувственно глядя на него, проговорила Женевьева.

— Да, мне тоже жаль.

— А вы говорили об этом со слугами? Обычно они знают больше, чем может показаться.

— Женевьева, как бы искусно вы ни пытались отвлечь меня от вопроса, у вас ничего не выйдет. Я не из тех людей, которые отступают от намеченных целей, и привык доводить дело до конца. Я должен знать, как зовут того человека, который повредил вам руку. Не скажете сами, узнаю из других источников.

Да, этот точно узнает. Можно и не сомневаться. Он умеет добиваться своего. Во-первых, он очень ответственный человек с сильной волей. Во-вторых, умеет добывать информацию из разных источников. Но Женевьеве очень не хотелось рассказывать ему о визите Уильяма. Она не желала, чтобы Бенедикт вообще сталкивался с ним. Она не боялась, что Бенедикт проиграет в схватке с Форстером, будь то словесная перепалка, драка или дуэль. Он мог разбить любые доводы собеседника с помощью своего остроумия и едкого сарказма, отлично владел мечом и огнестрельным оружием, и, скорее всего, ему нет равных в рукопашном бою. Но Уильям дьявольски хитер и всегда играет нечестно. Он может нанести удар исподтишка.

— Может быть, вы знакомы с Суффолком… ближе, чем говорили мне?

Женевьева с удивлением воззрилась на него:

— Вы говорите о графе Фредерике Сент-Джеймсе Суффолке?

— Именно о нем. Но, судя по вашей реакции, наверное, я ошибся, и это не он. — По лицу Женевьевы он понял, насколько глупым было его предположение. — И я был бы вам очень признателен, если бы вы назвали имя негодяя. Этим вы облегчите жизнь и себе, и мне.

— Я не могу. Прошу меня простить.

Бенедикт, прищурившись, взглянул на нее. Рыжие волосы были распущены, у нее не было сил даже сделать прическу. Несмотря на четырехчасовой сон, Женевьева выглядела такой же усталой и изможденной, как до прихода врача. Лицо было мертвенно-бледным. Казалось, она держится из последних сил.

Пока она спала, он лежал в кровати рядом и не отрываясь смотрел на нее. Во сне Женевьева выглядела совсем по-другому, не такой, какая была на прогулке. Без своей обычной веселости и задора.

— Признайтесь мне, Женевьева, вы все еще любите этого человека? — проницательно глядя на нее, спросил Бенедикт.

— Какого человека? — удивилась Женевьева. — Я вас не понимаю.

Бенедикт поморщился. Он видел, насколько неприятен ей этот разговор. Да и ему он претил. Но не продолжать он не мог. Он должен выяснить имя негодяя любой ценой. Ведь подобная ситуация может повториться. А Бенедикт знал, что, кроме него, защитить Женевьеву некому.

— Я думаю, эту травму нанес ваш бывший любовник, приревновав к нынешнему возлюбленному. То есть ко мне. Я сделал такие выводы из-за вашего упорного нежелания быть со мной откровенной. Вы все еще любите этого человека и потому всячески его выгораживаете. Не стоит этого делать, Женевьева.

Значит, Бенедикт считает себя ее возлюбленным? Но является ли он таковым? Наверное, да. Во всяком случае, он думает именно так.

Женевьева тряхнула головой, отгоняя глупые мысли. Ей сейчас нужно думать о том, как уйти от настойчивых расспросов Бенедикта.

— Подумайте сами, как я могу любить человека, который причинил мне боль и страдания?

Бенедикт нахмурился. Чувствовалось, что ему тяжело продолжать этот разговор.

— Не знаю. Но некоторые женщины, я слышал, продолжают любить тех, кто бьет и оскорбляет их. Сам я никогда не был влюблен и ничего в этом не смыслю. Возможно, некоторым женщинам нравится испытывать страдания и боль для остроты ощущений. Женщины — существа загадочные.

Бенедикт развел руками, как бы показывая, что он не берется судить женские поступки.

Интересно, он в нее влюбился или нет? С одной стороны, искренне за нее беспокоится и назвал себя ее возлюбленным. Но с другой… Возможно, он испытывает к ней лишь физическое влечение.

Если она ничего не значит для него, это даже к лучшему. Все равно, в отличие от своих подруг Софии и Пандоры, Женевьева не собиралась выходить замуж во второй раз.

— К тому же я слышал, что от любви до ненависти один шаг, — вдруг рассердившись на нее, проговорил Бенедикт. — Скорее всего, вы не можете разобраться в своих чувствах и не понимаете, любите вы этого человека или ненавидите. Я уже не раз отмечал, сколь вы непредсказуемы в своих поступках и мало разбираетесь в мужчинах.

Он насмешливо поднял брови.

Женевьева потеряла дар речи, когда до нее наконец дошел смысл его слов. Иначе говоря, он решил, что травму ей нанес бывший возлюбленный, приревновав к Бенедикту. А она простила нечеловеческую жестокость и продолжает любить. Смешно! Женевьева не представляла, как она могла бы продолжать любить человека, причиняющего ей боль. Ведь к Джошуа она не испытывала ничего, кроме ненависти и отвращения. Зря Бенедикт ее считает настолько глупой и наивной.

Хотя подобное объяснение, пусть и нелепое, даже к лучшему. Теперь, по крайней мере, он перестанет изводить ее вопросами о том, кто виновник. Пусть лучше думает, что это бывший возлюбленный. Ему совсем не нужно знать, что в действительности это сделал жестокий и беспощадный Уильям Форстер. Когда Женевьева подумала о нем, сердце мучительно сжалось от страха и отвращения. Если Уильям узнает, что она ослушалась его, то не остановится ни перед чем и опять причинит ей боль.

— Кто из вас решил разорвать отношения? Вы или он? — не отрываясь глядя на Женевьеву, допытывался Бенедикт.

Женевьева отвела глаза, чтобы не смотреть на него. Боялась, что по ее взгляду он уличит ее во лжи. К сожалению, она не очень искусная актриса.

— Это была моя инициатива, — сказала Женевьева.

— Ну должны же вы были сделать хоть один разумный шаг в отношениях с этим человеком, — с нескрываемым презрением отозвался Бенедикт.

Его презрительный тон очень обидел Женевьеву, глаза ее наполнились слезами.

— Но это не привело ни к чему хорошему, — сказала она.

Его лицо искривила презрительная гримаса.

— Возможно, это произошло потому, что, разорвав с ним отношения, вы не смогли вычеркнуть его из своей жизни. Наверняка вы продолжаете его любить. Несмотря на то, что он поступил с вами как настоящий негодяй.