Весь вечер Бенедикт испытывал сильное возбуждение. Присутствие Женевьевы очень волновало его. Ей так шло светло-лимонное платье. В нем она казалась бледнее, чем обычно, и еще утонченнее, с белой кожей, как жемчуг в ожерелье. Небесно-голубые глаза сияли от восторга. Улыбка практически не сходила с губ. Когда Бенедикт кормил ее, он понял, какие необыкновенно красивые у нее губы.

И тут вдруг он представил, как эти губы прикасаются к его возбужденной плоти, как плоть наливается кровью под тонкой тканью брюк. Откуда такие неприличные мысли? Возможно, так подействовала атмосфера разврата, царящая в этом зале, и непристойные выходки гостей.

— Что с вами, Бенедикт? Вы чем-то расстроены? — Женевьева нежно погладила его по бедру. Этот жест вызвал у него еще более острое желание, он не выдержал и застонал. — Может быть, я смогу облегчить вашу участь?

Если бы этот вопрос задала другая женщина, Бенедикт бы решил, что она флиртует с ним. Но, зная Женевьеву, он не усомнился в ее искреннем беспокойстве за него.

— Может, нам лучше выйти на террасу и подышать свежим воздухом, пока не принесут другие блюда? Думаю, никто не будет против. — Бенедикт бросил на стол салфетку и резко встал со стула.

Женевьева взглянула на вздувшийся бугор в его брюках.

— Вы уверены, что вам нужен именно свежий воздух, а не что-то другое?

Бенедикт подумал, что, возможно, предыдущая реплика Женевьевы не такая уж и невинная, как могло показаться на первый взгляд. Он с такой силой стиснул зубы, что чуть их не раскрошил.

— Я думаю, если мы выйдем на свежий воздух, дурнота пройдет. Если же это не поможет мне…

— Тогда что? — Женевьева аккуратно сложила салфетку, положила ее на стол и медленно встала.

— Тогда все будет зависеть только от вас, моя дорогая Женевьева.

Бенедикт осторожно взял молодую женщину за локоть, чтобы не потревожить больную руку, и вышел вместе с ней из комнаты. Дверь на террасу была открыта из-за духоты — в зале было слишком много людей. Бенедикт с трудом дышал, но не из-за скопления народа, а из-за нестерпимого желания. Он мечтал лишь о том, чтобы заняться любовью с этой удивительной женщиной.

Когда они вышли на террасу, Женевьевой овладели смешанные чувства. С одной стороны, она беспокоилась, находясь наедине с Бенедиктом, с другой — ее забавляло, что он старается скрыть свое столь очевидное сексуальное возбуждение. Наверное, причиной тому поведение некоторых парочек за столом. Неужели он действительно думает, что на воздухе вожделение пройдет? Хотя… Его последняя фраза была довольно двусмысленной. Но возможно, он имел в виду что-то другое?

— Надеюсь, вы смеетесь не надо мной, мадам? — досадовал Бенедикт.

Это еще больше развеселило Женевьеву, она не выдержала и расхохоталась:

— Простите. — Она пыталась сдержать смех. Взглянула на Бенедикта. Яркий свет, лившийся из открытых дверей, освещал террасу, и она без труда рассмотрела его лицо, надменное и даже суровое. И опять безудержно рассмеялась.

— Я не верю вашим извинениям, — проворчал Бенедикт.

— Но мне действительно очень стыдно за мое поведение. Я не собиралась над вами смеяться. Правда, — с трудом сдерживая смех, проговорила Женевьева. — Кстати, вы заметили, как распущенно вели себя некоторые парочки за столом? Никогда бы не подумала, что на приеме подобного уровня возможны такие вольности.

— А, вы намекаете, что и я… Если думаете, что я тоже…

— Нет-нет, я совсем не это имела в виду. — Погладив Бенедикта по руке, она смущенно посмотрела на него. — Это правда, Бенедикт. Вы не такой, как все эти гости.

— Женевьева, — задыхаясь, проговорил он.

— Что, Бенедикт? Что вы хотели сказать? Вам опять нехорошо? — Она с беспокойством заглянула ему в лицо.

На шее у него пульсировала жилка.

— Вы считаете, я не такой, как гости принца? Так знайте, вы ошибаетесь.

— Ошибаюсь? — Женевьева невинно посмотрела на него. — Но почему?

— Знаете ли вы, чего я сейчас хочу больше всего на свете? Завести вас в какой-нибудь укромный уголок, где нам никто не помешает, и заняться любовью. И так, чтобы на этот раз мы вместе получили удовольствие.

От такой шокирующей откровенности у Женевьевы перехватило дыхание. Это просто неслыханно!

— Вы не посмеете этого сделать. — Она нервно облизнула губы.

— Вы думаете, я не посмею этого сделать? О, как вы меня плохо знаете!

— Неужели вы считаете, что это возможно? Неужели думаете, мы с вами можем уподобиться гостям принца?

Он убрал руку от лица, но Женевьева все равно не могла увидеть выражение его глаз за опущенными веками.

— Больше всего на свете я хочу оказаться с вами в комнате, где есть широкая кровать. Без кровати мне будет трудно выполнить свою работу. — Бенедикт задыхался от страсти.

— Выполнить свою работу? — с трудом сдерживая смех, переспросила Женевьева. — Значит, так вы это называете?

Нет, причиной ее смеха были не слова Бенедикта. Ей хотелось смеяться от счастья. Ей, наивной и неуверенной в себе Женевьеве Форстер, удалось соблазнить холодного и неприступного Люцифера. Пробиться сквозь его эмоциональную защиту, и теперь он весь в ее власти. Она не могла поверить, что ей это удалось. Эта мысль опьяняла ее. Хотелось нарушить все запреты вместе с этим красивым и обаятельным мужчиной. Мужчиной ее мечты. Еще никогда она не пускалась в такое рискованное любовное приключение.

— Знаете ли вы, что сейчас я представляю? Вряд ли. И боюсь, после того, как признаюсь, ваше отношение ко мне изменится. И не в лучшую сторону. Может, вы даже возненавидите меня. Ну уж точно станете презирать. У меня перед глазами проходят различные картинки нашей с вами бурной ночи любви. Разные способы… — Бенедикт замолчал.

— Разные способы? — растерянно переспросила Женевьева. По правде говоря, она не была искушена во всем, что касалось любви, и ничего не знала о разнообразии способов получения наслаждения. — А разве бывают разные способы? — Она тоже замолчала, смутившись. — Это все звучит… так заманчиво, так интригующе.

Глаза Бенедикта вспыхнули.

— Осторожнее! Вы играете с огнем, Женевьева, — сдавленным от страсти голосом предупредил он.

Да, она и сама понимала, что играет с огнем, и это совершенно неудивительно. Гораздо удивительнее то, что холодный и отстраненный Люцифер тоже включился в эту игру с огнем. Странное дело, Женевьева, относившаяся ко всем без исключения мужчинам с настороженностью и страхом, полностью ему доверяла, чувствовала себя с ним в безопасности.

— А вы не хотите, чтобы я играла с огнем? — игриво спросила она. — Предлагаете вернуться назад? Считаете, что наше отсутствие слишком затянулось и стало уже неприличным? Боитесь общественного мнения?