не успевающих доплыть «акул». После обители управлять корсарами оказалось весьма занятно, каждый день новые вызовы, и этот второй опыт достраивал над первым нечто, сливающееся в единосущный монолит прожитой оригинально жизни.

Приписывать им страсти по эмблематике — всё равно, что инквизиции — по астрономии. Не такие они были люди, не в той стороне сидели персоны их верований, да и не в той среде. В сущности говоря, их добровольный выбор сводился к тому, чтобы большую часть жизни провести в максимально непригодной для этого обстановке, в положении обойдённых вниманием при сотворении, словно инверсионные следы, остающиеся после взмахов рук Бога, словно мандавошки в его лобковых волосах, изначально настроенные на уничтожение в них всего живого. Флаги, всё дело в них. Они идут, как Иисус, по волнам, а на рейде корма к корме покачиваются долины, галактики, где им служить и обретаться, один к одному, не понятно даже, какие сейчас на карантине. Приблизительно над каждым, но не связанные с ними, меняющиеся местами, трепещущие на ветру и неподвижные в ярде друг от друга, висят не материя и не энергия, не факт и не идея, «de saxis informibus», «informem adhuc me», «non informem quoque illam».

Со временем он, методом проб и ошибок, пришёл к системе анкеты. Однажды вечером накануне дела из галереи через коридор проник в первую отапливаемую гостиную, налево шла келья с кроватью, со входом в молельню в её торце, направо коридор с уборными, в ближнем — склад. Сел за бочку, служившую столом, немного подумав, закрыл варианты и ответил так, как если бы хотел разобраться в себе самом.

Подзаработать на контрабанде: трудно предвидеть.

Камальдулы: если спускают, то в бинты.

Дезертирство: вращает планету не хуже прочего.

Эпоха модернизма: подходит к концу, что дальше?

Миссия мстителя: больше болтовни чем реального предмета.

Водоизмещение: у гондолы меньше, чем у моего мочевого пузыря.

Опустошительный рейд: блистательный, но обречённый.

Береговое братство: идёт по пути наименьшего сопротивления.

Подавление бунта: двуязычие; будет снова.

Нарастающая экспансия: попугаев.

Встреча кого-либо в море: хоть бы кракена.

Необузданность: ну это в идеале.

Сдача на почётных условиях: нервная штука, я бы не рискнул.

Пресная вода: её координаты всегда в голове.

Песочные часы: хрустальный дворец, угасание, тугой пояс.

«Яблоко раздора»: если выдвинуто на позицию, то сыграет.

Убийство коровы: здесь всё не так просто.

Изолированные города: всё-таки обрели своё пространство.

Воля: рассматривается только вместе с абсолютным простором.

Добыча: влюбленный всегда соединится с предметом страсти.

Причинение беспокойства: даже грандиознее десятого вала.

Законы не на бумаге, а в душе: соломенная крыша не на стропилах, а на гейзере.

Репрессалии: готический шрифт на единичном усилии.

Покровительство властей предержащих: песни великолепных слабаков.

Наука о тросах: лучше всего постигать на безлюдном острове.

Сухопутные крысы: дарим ли мы им надежду или лишаем её?

Буйные местные: собираются тысячами у каменных пьедесталов, веруют не ретиво.

Узлы: завязал один раз питч из пальцев мёртвого ангела.

Сердце, пробитое стрелой: всё это из одного материала.

Голова смерти: они умеют переговариваться, точно говорю.

Староста или супруга подали тайный знак, поправив маску, поиграв мускулами груди, встряхнув за заведённые за спину руки, он начал опускать на шею петлю. Площадь замерла, готовя буйство и крики, все приметили кожаный футляр на поясе. Он всё опускал и опускал, это нравилось публике. Через четыре минуты полностью миновал лоб. При всём желании и, может, даже необходимости продлить действо — не вышло — вдруг низ его апостольника пронзила стрела.

Кто был на скамьях, вскочил на ноги, обернулись в сторону главной дороги. Первые палки сокрушили не успевших раздаться, впавших в оцепенение зевак, продолжили деревянные колёса, окованные бронзой. Над бездыханным палачом склонилась жена, сложная натура с особой психикой, вот она точно могла бы стать рыцарем и даже возглавить движение в определённый момент. Она схватила кинжал с трупа и метнула в спины убегающих заговорщиков. Сэр, видя, что соратники мыслят с ним сходным образом, поставил коня свечой.

Лабиринт построили здесь не случайно. Однажды из западных земель пришёл отряд, насчитывающий сто двенадцать героев между эквитами и арматами, втрое больше оруженосцев, впятеро — вооружённых слуг и челяди. Варвары с шапки мира захотели провести линию от своих ледяных лугов к морю и начать то морозить, расширяя владения до южных берегов.

Племена собирались в месте летних встреч на юго-западном побережье, в устье фьорда, долго радоваться они не умели. Перешли на юго-восточное, по пути присоединились ещё семьи, июнь, день не кончался и этим растянувшимся непрерывным светом нервировал снявшуюся с места общину. Поход уже начался, хотя не все ещё дали согласие. У кромки воды шаманы склонялись над океаном, вожди прикрывали их речами, беззвучный взрыв, искра, слепящая на солнце, и к горизонту на двести шагов вылетал ледяной горб с намороженными самой природой отвесами, сердцевина из материала между силуром и кембрием, наледь голубоватая и зелёная, в зависимости от содержания солей. Они проходились, бежали до края, скользили голыми пятками, после двадцатого пролёта, строго на Гибралтар, пути назад уже не было. Рыбачили в заповедных местах и упрямо продвигались по твёрдому состоянию. Ночевали с часовыми по кромке, которые, словно герои эпоса, наблюдали за главными действующими лицами — стихиями. Дети скатывались на животах по ложбинам и вылетали так высоко, что иногда не слышалось и плеска, некоторых удавалось вытащить, переделанных водным миром, попавшихся в сеть вместе с другими чудовищами этой широты. Трап позади таял, и чем ближе к Европе, тем страшнее им было оставаться в деле. Штормы Атлантики крушили парапет, топили вровень за спинами замыкающих, шаманы камлали на последнем издыхании, ведь их боги остались в Гренландии, а врагов давно предупредили о вторжении.

Первым импульсом послужил произнесённый шаманом прогноз о пробуждении на юге великого в свою очередь. Они не то что бы хотели проложить через замороженный остров артерию к хижине, где он появится, предсказание рождения — а существовала и дата, 31 день 695-го года — было лишь одной из инстанций лестницы вторжения в полдень. Вглядываясь во все эти дела, он задумал интервенцию, подначиваемый разузнававшим и пропагандировавшим соотечественникам вести рупором, который видел потаённую корысть, единый поток подо льдом тайны, объединяющий надменные и важные зовы, и вектор был насажен на волчок для них. Они не решили спасти мир, просто освободить. Он видел и знал, в континууме южан помещено учреждение, страх берёт какое инаковое. Шамана, опосредованно вождя их, опосредованно и всё племя, с обострённым чувством справедливости, обстоятельства многочисленных мет тревожили до того, что они собрали