- Боже! – собеседница громко выдохнула. Это были интересные новости. Девушка с севера и бастард! Вот так парочка! Ей уже не терпелось поскорее рассказать всем.

И Каролина не собиралась мешать ей сделать это. Она спешно попрощалась с собеседницей и двинулась вглубь аллеи тентов и палат.

Заслуживала ли Мирна новых слухов, что обрушатся теперь на нее с легкой руки Каролины? Та не хотела об этом думать.

- Вам нужно что-нибудь еще, милорд? – маленький конопатый парнишка спросил, обходя скамьи в тенте для отдыха господ после активного времяпровождения.

Грегор качнул плечом, как бы говоря: «Я думаю». Слуга в ответ весь вытянулся, напрягся, как кошка перед прыжком.

Грегор заметил, что слуга даже чуточку дрожит. Скорее, от напряжения, чем от страха. Хотя граф не отвергал вероятность, что он может и бояться. Многие другие слуги боялись, ничего не мешает и этому конопатому.

Видя его натуженность, темный принц, впрочем, не спешил.

Он устремил взгляд к голубому небу, затем на мгновение закрыл глаза, вслушиваясь в убыстренное сердцебиение. Погода стала улучшаться, ветер ослаб и стал теплым.

Или же разгоряченное тело ощущало его таким.

Грегор не любил придворные мероприятия, но не мог устоять перед парочкой спортивных игр и дуэлей. Ему нравился дух соперничества, нравилось, как вскипала кровь, как напрягались мышцы и больше всего он любил, конечно же, вкус победы.

Вытерев капельки пота с высокого лба, граф Ноуфолка, наконец, приказал:

- Приготовьте мне еду. Пожалуй, на сегодня хватит развлечений.

- Прикажите накрыть на стол в общем тенте? – уточнил слуга услужливо.

- Нет, - категорично ответил граф, - я хочу, чтобы мне подготовили отдельный шатер.

Конопатый учтиво кивнул. Желание графа будет непросто исполнить – все шатры заняты и поляна заполнена ими и спортивными площадками. Но это проблема других слуг. Он же не собирается спорить со знаменитым темным принцем.

Когда паренек ушел, граф еще некоторое время посидел в тишине и одиночестве. Ему вдруг вспомнилось время, проведенное им в Рагонвойре, роскошный прием, который устроил король, когда между их странами наконец-то был заключен мирный договор. Придворные улыбались ему, послу Весмера, вели с ним светские беседы. Как будто и не было вовсе никакой войны, не было тысячей жертв с обеих сторон. Впрочем... Неудивительно. Аристократам плевать на обычных людей, в их понимании смерть солдата - очень даже пристойный уход для простолюдина. А офицеры... Офицеры сами выбрали себе такой путь. И если учитывать, что сама война проходила у южных берегов Наравии, дикого, варварского королевства на отшибе всего света, и никак не коснулась ни Весмера, ни Рагонвойра, то неудивительно, почему там принимали посла враждующей стороны, как дорогого гостя, а здесь справляли свадьбу принцессы, хоть не все раненные и пленные подданые успели вернуться домой.

Грегор поморщился, на сердце потяжелело. А он ведь видел и раненных и пленных. Был в лагерях и лазаретах. И они до сих пор оставались там. Хотя перемирие состоялось - порядок возвращения солдат еще не установили.

И вместо того, чтобы заниматься этим вопросом, он сидел сейчас здесь, уставший после игры в мяч, и ждал, когда десяток слуг накроет ему на стол десяток дорогих блюд.

Выворачивало от одной этой мысли. Он так ненавидел придворных со всей их заносчивостью, горделивостью, леностью. Они паразиты, которые сочли себя божествами... Но чем он, Грегор Фаулз, был лучше?

Пожалуй, он даже хуже. Он бездействует, хотя в его силах надавить на нужные рычаги, он идет на поводу Кристофа, хотя в других вопросах ему не уступает, он с легкостью и даже удовольствием нарушает предписанные двором правила, но не решается нарушить субординацию, сунуть нос в Военное Министерство и спросить, а чего, собственно, они медлят, хотя знает, что ничего серьезного ему за это не будет.

Он просто трус, лицемер и эгоист.

«Кажется, - с горькой усмешкой подумал Грегор, - я и здесь нашел себе оправдание...»

В тент вдруг вошло двое тучных потных господ. Они громко переговаривались и то и дело прерывались на рокочущий смех.

Компании хуже и не представишь. Но стоило отдать им должное - эти двое вырвали его из темных размышлений.

Грегор решил подождать слугу снаружи и, совершенно не заботясь о том, что подумают на его счет господа, встал и молча вышел.

По правилам приличия ему следовало завязать с ними хотя бы короткий диалог, но он одним своим происхождением нарушал все эти глупые постулаты.

По большому королевскому парку, отданному под праздник, вальяжно прогуливались придворные. Все, словно по команде, приосанились, горделиво приподняли головы, ходили медленно, осторожно, выверяя каждый шаг. У всех обязательно были сложены руки. У женщин перед собой, ладонь в ладонь, локти согнуты, у мужчин - либо одна за спиной и крепко сжат кулак, либо обе за спиной и пальцы собраны в замок. Никак иначе.

Наверное, им кажется, что если они перестанут следовать всем этим мелким нелепым правилам - то наступит конец света. Как по-другому объяснить, почему они с остервенением голодных ворон набрасываются на любого, кто не соблюдает приличия?

Вернулся слуга и сообщил, что все готово, и он будет рад сопроводить графа к тенту.

Кивком Грегор дал согласие и размеренным шагом двинулся вслед за вдруг приободрившимся парнишкой.

Вскоре перед его глазами вырисовался маленький, но приятный на вид шатер из толстой темно-зеленной материи, отделанной желтыми, под золото, нитями. В центре него стоял среднего размера стол, уже накрытый. Приметив на нем вино и горячую, только с кухни, пищу, Грегор облизнул губы.

Это уже совсем другое дело!

Его душа почти что пришла к покою, но тут взгляд зацепился за фигуру, медленно шагающую сквозь человеческое море.

Вроде в ней не было, точнее, не должно было быть ничего необычного. Такая же, как и все…

Но она притягивала его, словно свет - мотылька. Он подозревал, что может обжечься, но нечто, сила, порыв, импульс, название которого он и представить не мог, неумолимо притягивал к ней.

К той самой особенной девушке с севера.

Она двигалась совсем не так, как они. Не отмеряла каждый шажок, не складывала руки, не запрокидывала голову. Она с робким интересом разглядывала шатры, других людей, парк, в то время как все прочие выставляли именно себя напоказ, нисколько не интересуясь миром вокруг.

Ее волосы лавовыми волнами спускались к тонкой талии, круглый вырез платья не казался вызывающим, но заставлял включаться фантазию, белая кожа вкупе с нежно-зеленым цветом наряда придавала ее образу нечто небесное, ангельское. Легкий естественный румянец украсил ее щечки, а губы и без толстого слоя помады казались пухлыми и манящими. Она не походила на красавиц двора. Ее внешность, ее цвет волос полностью шли в разрез с представлениями о красоте высшего света, но от того в его глазах она становилась еще краше, и напоминала языческую богиню.