— Пошла возня, — прошептал капитан, припав к окуляру прицела.

Переговорщиков разделяло метров семь — не больше. Пора. Опер глубоко вздохнул, замер и нажал на спусковой крючок. Боек сухо щелкнул по капсюлю гильзы, но выстрела не последовало. Осечка!

— Твою мать, — выругался Собакин, передергивая затвор. — Лежали слишком долго.

Пустышка вылетела из приемника и, вращаясь в воздухе, ушла в траву. Резким движением руки Дима вогнал в ствол последний патрон и повернул рукоятку, закрывая затвор. Между парламентерами осталось метра четыре. Нельзя дать им встретиться! Нельзя!

Капитан набрал полную грудь воздуха. От напряжения на его лбу выступил пот. Казалось, секунды растянулись на часы. Представитель "правой" группировки медленно занес ногу, перенеся вес на вторую. Антон, так же медленно, вынул из кармана руку и протянул ее для приветствия. Три метра.

Мент, застыв, спустил курок. Тихо звякнул, ударяя по капсюлю, боек. Пуля с тонким свистом покинула жерло ствола, оставив после себя небольшое облачко полупрозрачного дыма. Мгновение спустя, оглушительно громыхнув, дрэгстер поднялся в воздух. На месте, где только что была машина, разрастался огромный огненный шар. Парламентеров отбросило взрывной волной. Воцарилась звенящая тишина, даже птица перестали петь, даже ветер перестал шелестеть в ветвях деревьев. Настоящая тишина настоящего кладбища.

— Суки! — прорезал эту тишину вопль казаха.

Он первым поднялся на ноги, и, достав пистолет, выпускал маслину за маслиной в лежащего на траве бандита.

— Суки!

В ту же секунду разразилась настоящая канонада. Стреляли с обеих сторон из всего, из чего возможно — из автоматов, пистолетов, дробовиков. Слышались характерные "хлестки" Калашникова. Антон развернулся к своим, но пуля оказалась быстрее, он запутался в своих ногах и рухнул, утопая в высокой траве.

— Кажись, готов полковник, — заключил Дима, разглядывая поле боя через оптику SSG 3000.

— Чего? Какой полковник? — не понял я.

— Полковник? Какой полковник? — переспросил капитан.

— Ну, ты только что сказал: "готов полковник", — пояснил я.

— Полковник? Тебе послышалось. Я сказал: "готов, покойник", — нахмурился опер.

— Ты уверен?

— На все сто.

Зато я не уверен. Своим ушам я пока доверяю. Резким прыжком я заскочил капитану на спину, придавил его коленом к земле, выхватил винтовку, накинул на горло Собакина ремень и перевернул оружие, затягивая удавку.

— Ты сейчас сам покойник будешь, — процедил я. — Что ты там про полковника говорил?

— Да ничего, — прохрипел Дима.

— Почему-то я тебе не верю, — я еще сильнее затянул ремень.

— Полковник Тимонин! — прохрипел опер. — Эдуард Тимонин!

— Чего? — протянул я. — Эдуард? Так он — полковник? — я ослабил узел.

— Да, полковник милиции. На пенсии.

— Так ты с самого начала знал, кто он? И что? Зачем тогда это все?

— Затем, — ответил, кашляя, капитан. — Что он все равно отмажется, нервов чуток попортит, но отмажется. Как пять лет назад, когда из-за него наши мужики в Чечне полегли, он тоже отмазался…

И тут я все понял! С самого начала Дима задавался целью не спасти кого-нибудь, а отомстить. Отомстить любым способом, и тут удачно подвернулся я с Таней. Ему было глубоко насрать на меня, на девчонку, на всех. Оперу был нужен только один труп, получить который он мог только в подобном переплете, когда палят направо и налево. А пуля, как известно, дура. Ей глубоко параллельно, чью голову дырявить — уголовника или полковника.

— А казах этот? — продолжал Собакин. — Это туда он машины везет, а оттуда? Знаешь, что?

— Догадываюсь, — буркнул я.

— Мы же родной город от грязи очищаем…

— Да, Димка, — усмехнулся я. — Я думал, это я больной.

— Ты ничего не понял…

— Да все я понял. Очищаем? Молодцы, спору нет. Но я здесь при чем? А Таня в чем виновата? Я думал, мы — друзья…

Отбросив винтовку, и схватив Михо, я кинулся туда, откуда гремела затихающая канонада.

— Подожди! — крикнул вослед опер. — Волыну хоть возьми.

— Оставь, — ответил я. — Застрелиться нечем будет.

Я понесся по склону, скользя по влажной траве и перепрыгивая через торчащие корни. Сердце колотилось в груди, словно бешеное. Воздуха катастрофически не хватало, сказывалась выкуренная накануне пачка сигарет. На Олимпийских играх я бы взял золотую медаль по бегу с препятствиями. Быстрее ветра я преодолел расстояние от нашей засады до поля боя.

Здесь уже никто не стрелял — некому было. Не снижая темпа, я промчался мимо обугленного остова черного болида и подбежал к "Газелям". В первой девушки не было — и Слава Богу. Фургон был до такой степени изрешечен пулями, что выжить в нем не представлялось возможным.

Из второго автомобиля доносился шум борьбы. Я, выставив вперед руку с талисманом, рванул на себя дверь. Здоровый бандит, тот, кого я видел в Таниной квартире, держа упирающуюся девчонку за волосы, пытался вытащить ее из машины. Девушка пыталась сопротивляться, но силы были слишком не равны. В углу, сжавшись в комок, сидел Слава и, покачиваясь, тихонько скулил.

— Отпусти ее, — я навел на громилу голову медведя.

— О! — оскалился он. — Еще не продал?

— Отпустил, быстро, — повторил я.

— А то что? Он меня забодает?

— Типа того.

Голова Михо с грохотом разлетелась на куски, из тела, продырявив плюш, вылетела, кувыркаясь, гильза. Бандит изумленно смотрел единственным оставшимся глазом на дымок, струящийся из Шпалерадзе. Таня с бледным, как бумага, лицом удивленно смотрела на меня. Слава перестал выть и качаться, спрятав поглубже голову. Немая сцена длилась сотые доли секунды, после чего громила, оставляя на перегородке фургона неровную красную полосу, осел на пол. Я разорвал остатки медведя, обнажая автоматический пистолет Стечкина. Земля тебе пухом, Михо.

— Сашка! — девушка бросилась мне на шею. — Сашка, ты!

— Другого дурака знаешь? — улыбнулся я, обнимая ее. — Валим отсюда.

— Подожди, а он?

— Он? — я посмотрел на зажавшегося в углу Славу.

Это не расер. Расеры своих не кидают и не подставляют. Расер обходится без памперсов. Расер — это человек, а не кусок дерьма.

— Слышь, мудень, — обратился я к Славе. — Вали из города. Как можно быстрее и как можно дальше. Еще раз тебя увижу — башку снесу.

Поддерживая Таню за локоть, я направился к своей крошке, стоящей на эвакуаторе. Судя по совершенно целому брезенту, без единой дырки, она, в отличие от шести других автомобилей совершенно не пострадала. Сегодня мне определенно везло.