Мир исчез. Мира не существовало. Не существовало абсолютно ничего дальше капота. Весь мир — это салон моей крошки.

Стрелка спидометра легла на отметку "300". Дальше делений просто не было. Автомобиль трясло, словно я летел не по идеально ровному, как зеркало, асфальту, а по убитой грунтовке. Разгон, постепенно, замедлялся, сойдя, вконец, на нет. Баллона с закисью хватило всего на пять секунд. А в большем и не было необходимости — тазик остался за кормой.

Топнув по педали, раскалив докрасна тормозные диски, выкрутив руль, я вогнал болид в поворот. Огни остальных расеров маячили в зеркале заднего вида. Но теперь они были далеко.

На первый чекпоинт я прибыл первым. Олег в куртке с аббревиатурой ЛЛАС и логотипом той же организации еле успел отпрыгнуть из-под моих колес.

— Куда? — проорал я.

Парень шевелил губами, но его голос заглушали вопли Morphadon'а.

— Let the music move you!

Выругавшись, я отключил проигрыватель.

— Проспект Комарова! — прокричал на ухо Олег.

Понятно, как обычно. Снова газ. Полный газ. На выезде с площадки я чуть не повстречался лоб в лоб с электровеником. Да что за монстра собрал Макс?

Самое дерьмовое — до следующего контрольного пункта нет ни одного поворота! Лишь прямой, как стрела, проспект. А это означало, что теперь, с пустым баллоном, я самовару не конкурент.

Вторая. Разгон. Третья. Разгон. Четвертая. Разгон. Кто-то поморгал фарами, умоляя пропустить. Что же, расер расеру — не волк. Более того, одна из первых заповедей уличного спорта гласит: не навреди ближнему своему. Перевести это можно так: раз кишка тонка — встань в стойло и не мешай нормальным людям.

Сместившись вправо, едва не черпая зеркалом высокий придорожный сугроб, я увидел то, что, в принципе, и ожидал увидеть — турбовеник. ОКА сделала "десятку" с такой легкостью, словно это я был за рулем Запорожца, а Макс вел Brabham!

Не бывать этому! Никогда! Разгон. Пятая. Тазик уверенно отрывался. Японцы давно потерялись — их штатные моторы, разумеется, оставили бы за кормой и ВАЗовский полуторалитровый инжектор и девтисоткубиковый двигатель Макса… только они давно уступили свои места другим агрегатам, с которыми WRX и GT-R тягаться не могли.

На второй чекпоинт я прибыл вторым. Что же это получается? Следуя логике, на третий я должен прибыть третьим, а на четвертый — последним?

Поставив болид боком, я проскользил до знакомого Пыжа, не достав до 307 всего пару десятков сантиметров.

— Гипромез! — назвала место Алла, не дожидаясь моего вопроса.

Отлично! Трасса снова пролегает по узким извилистым улочкам, где поворот завершается только для того, чтобы начался новый. Здесь я смогу отыграть пару минут у кастрюли. Правда, от свечки Гипромеза до Курчатова — снова прямая, на которой, вполне возможно, тазик опять меня сделает. Нельзя допустить такого позора!

РАЗГОН!!! Вторая, третья, четвертая… я втыкал передачи, не отпуская педали газа, надеясь, что синхронизаторы трансмиссии стерпят столь жестокое обращение. Руль вращался, не переставая… право, лево, лево, еще право… спасибо тебе, Боже, за электроусилитель.

Вскоре Ванкель, жрущий масло, как кот сметану, начал недовольно хрипеть. Вообще, все узлы и агрегаты моей крошки имеют гарантийный ресурс в четверть миллиона километров, но с такими экстремальными нагрузками срок их жизни сокращается раз в пять.

Своего я добился — ОКА осталась глотать снежную пыль далеко позади. До третьего, предпоследнего, чекпоинта осталось всего ничего — ночью до жены в постели ближе. И в этот момент мобила на соткодержателе пронзительно заверещала, озаряя салон голубоватым свечением дисплея.

— Любимая, не сейчас, — бросил я в трубку.

— Саша, умоляю, приезжай, — произнесла Александрова сквозь слезы.

— Что-то случилось? — насторожился я.

— Случилось…

Черт. Черт? Черт! Как можно? До финиша остались считанные сотни метров… к черту! Жена дороже. К тому же деньги-то на кону не мои!

Рванув на себя рычаг ручного тормоза, выкрутив руль, я произвел совершенно невероятный разворот всего в паре метров от Пчелкина, стоящего рядом с Prado на третьем контрольном пункте. Тезка удивленно застыл, затем, яростно маша руками, устремился следом за 2110. Но где ему?

Телефон снова запищал. На этот раз звонил Саша.

— Ты охренел? — проревел друг.

— Потом, — я отключил мобильник, чтобы точно уже никто не помешал.

Да, жена. Таня Александрова. Хорошее дело браком не назовут. Зачем мы вообще пошли на этот шаг? Сложно сказать. Ни я, ни она не могли ответить на это вопрос. А ведь не прошло и года! Что же будет дальше?

Любовь? Ой, не надо. Да, между нами было это чувство, но очень и очень давно. Еще до нашей памятной встречи той ночью, в среде расеров называемой не иначе как "ночь полета орленка". Пчелкин лишился тогда своего коня, я… сложно сказать, лишился я чего-то, или наоборот — приобрел. Чтобы сравнить надо прожить, как минимум, две жизни. Одну — с Таней, вторую — без нее. В любом случае, всегда есть куда хуже, но есть и куда лучше.

Скорее всего, во мне говорило чувство долга перед спасенной девочкой. Или перед собой? Очень не хотелось, чтобы она после всего нашла какую-нибудь неприятность на свою прелестную попку, да такую, что от этой попки не много и останется. Проще говоря, я не хотел, чтобы все мои старания вылетели в трубу. Что руководило Татьяной сказать еще труднее. Своя душа — потемки, а чужая — подавно. Возможно, она хотела отблагодарить меня таким образом, а, возможно, просто хотела зацепиться за кого-нибудь, и рядом оказался я.

Как бы то ни было, я по-прежнему пропадал в гараже, на работе или на гонках, а супруга была предоставлена самой себе, тратя те деньги, что я не успел вгрохать в свою красавицу.

Брак — большая ответственность, даже заводской, и те десять километров, лежащих между мной и Таней, я преодолел немногим более четырех минут. По лестнице я взлетел, не уступая в скорости СОЮЗу-ТМА при выходе из атмосферы. Размахивая медвежонком, я ворвался в квартиру.

Таня, облаченная в свои любимые "обгрызенные" джинсовые шорты и крошечный топик, лежала на диване в гостиной, уткнувшись лицом в подушку. Ее плечи тихонько подрагивали.

— Малыш? — я потерся небритой щекой о ее спину. — Что стряслось?

— Я ноготь сломала, — ответила девушка, поворачивая ко мне свое зареванное личико.

— Ноготь? Сломала? — ошарашено повторил я. — Дура! Ты знаешь, что я был вот на столько от победы? — проорал я, показывая двумя пальцами, как близка была "виктория".

— Гонки — это все, о чем ты способен думать? А я? Ты вечно занят на работе или со своей кастрюлей, а я? Почему я, молодая красивая девушка, вынуждена сидеть дома и читать эти дурацкие книги этого дурацкого Костина? Вспомни…