иметь - это не диссидентов экскульпировать. Тут подход нужен! А какой подход - этого Сазонкин не знал. Он был человеком системы, но в данный момент - действовал автономно и потому терялся.

- Ну, на кой черт вам в Афганистан? Вдруг - помрете ни за хвост собачий? - проговорил он.

- А вдруг - изменю что-то к лучшему? - парировал я. - Есть у меня определенное наитие...

- Черт тебя дери, Белозор, как с тобой сложно! Наитие у него! Х..итие!

- А кто сказал, что будет легко? И вообще... Валентин Васильевич, вам ведь не обо мне беспокоиться надо. Я - фигура пусть и необычная, но в целом малозначительная.

- Хватит наводить тень на плетень, Белозор, ей-ей, испытываю страстное желание набить тебе морду. Как думаешь - получится у меня?

Наверное, у него бы получилось. А если не у него - то у тех двоих Франкенштейнов, что курили у мусорки с лицами, полными вселенской скорби - точно.

- Вы путаете небо со звездами, отраженными в поверхности пруда, - сказал я и радостно улыбнулся.

Это я знатно загнул! Аж на душе потеплело, хотя промелькнули и некие нотки сожаления - кой хрен меня в Союз занесло, а не в Нильфгаард, скажем? Пил бы туссентское вино, травил байки по тавернам и прославлял Императора Эмгыра. Рацухи бы тамошним кузнецам задвигал, а не нашим Сашам и Сирожам....

- Сейчас я тебе действительно врежу, - посулил Сазонкин и даже пуговичку на одном из рукавов поправил.

- Вы Петра Мироновича берегите. Без него мы с вами - как дырка без бублика. Просрут нашу с вами Родину, как есть - просрут. Подохну в Афгане я - ничего особенно не изменится, всё самое главное у вас есть, я самое основное записал. А вот если товарищ Машеров, например, в аварию попадет, тогда - пиши пропало... Будем мы с вами как рыбы об лед биться и локти кусать.

- В аварию, значит? - прищурился он.

- Например, в аварию. Чтобы не было ДэТэПэ, соблюдайте ТэБэ и ПэДэДэ... И тэ дэ, и тэ пэ... А то, знаете, тут водитель плохо себя почувствовал, здесь фары у ЗИЛа-117-го оказались разбиты, потому на "Чайку" пересесть пришлось... А потом р-раз - и после Косыгина Председателем Совета Министров стал Тихонов, мягкий и интеллигентный человек, которому вот-вот семьдесят пять исполнится, или уже исполнилось... Как думаете - на пользу это пойдет Родине в нынешних реалиях?

- Белозор! - зрачки его расширились. - Это то, о чем я думаю?

- Не знаю, о чем вы там думаете, а я вот - про обед размышляю. Мне ведь в Дубровицу надо, за документами. А потом обратно - в Минск... И вот еще - пока я в командировке буду, вы не знаете, где можно моего "козлика" приткнуть?

- В командировке... Даже не думай, что я так просто тебя отпущу, - он погрозил мне пальцем. - Тоже мне - граф Калиостро. Престидижитация и гипноз, чтоб тебя... Ты у меня и в Афгане на коротком поводке ходить будешь!

Я только усмехнулся: как будто кто-то из нас в принципе ходит без поводка?

Однако что-то богат этот разговор на ассоциации и аллюзии к великим произведениям искусства прошлого и будущего. Вот и еще одна напрашивается - лёд тронулся, господа присяжные заседатели! Или нет.

***

На удивление, никто мне мешок на голову не надевал и хлороформом не травил, чтобы утащить в кровавые застенки. Значит - лёд действительно тронулся, и в Афган я всё-таки полечу! Или поеду - как Родина прикажет.

Сел я в автомобиль и поехал - в сторону Бобруйска. За этот короткий отпуск я как-то привык к тому, что рядом сидит Тася, и потому ловил себя на том, что нет-нет, да и поглядывал на пассажирское сиденье. Вот же - прикипела моя душа к этой северяночке...

На выезде из столицы у бетонного навеса остановки у Шабанов стояли автостопщики. Проехать мимо с пустым салоном? Это стало бы настоящим скотством с моей стороны. А потому я притормозил, открыл дверь и крикнул:

- Я на Гомель! Есть попутчики?

Люди пришли в движение и как-то на удивление нерешительно двинулись к машине.

- А сколько возьмешь? - спросила бабуля в белом платочке.

Я принюхался:

- Пирожком угостите? Полезайте в машину, бабушка, довезу в лучшем виде!

- Храни тебя Боженька, сынок, храни тебя Боженька! - она мне сразу понравилась, эта пенсионерка.

Следом за ней сунулся какой-то мужичонка в картузе, лет эдак шестидесяти.

- До Осиповичей добросишь?

- Доброшу.

- За полтину?

- И без полтины. Давайте, только бабуле не мешайте, открывайте дверь с другой стороны.

А на переднем сидении вдруг возникла еще одна пассажирка. Точнее, сначала появился её бюст, потом - рыжая, мелким бесом завитая прическа, потом креп-жоржетовое платье лимонного цвета, алые туфли и телесного цвета чулки. Господи Боже, чего она забыла тут, в этих Шабанах, эта грация? Если бы меня спросили как выглядит валютная проститутка - я бы описал нечто подобное. Бывает же такое! Я думал, губы уточкой, агрессивная боевая раскраска, манеры сексуально озабоченного паралитика и мода растягивать гласные появились гора-а-аздо позже. Ан нет!

- Вы говорили, что едете в Светла-а-а-агорск? - пропела она.

- В Гомель! - не стал уточнять про Дубровицу я.

- Но мне нужно в Светл-а-а-агорск! - настаивала грация.

Мордочка у нее была симпатичная, годков ей было около двадцати, бюст - размера эдак четвертого, но этих аргументов явно не хватило бы для того, чтобы заставить меня сделать крюк в сотню километров или больше.

- Высажу вас в Гомеле, если хотите - поедете в Светлогорск автобусом.

- Но я не хочу а-а-а-автобусом! - заявила она.

- Залепи своё дуло, - сказал мужичок в картузе. - Или вылезай, или сиди молча. Сказано - до Гомеля, значит - до Гомеля.

Грация закинула ногу на ногу, и получилось это у нее в семьсот раз менее изящно, чем у Таси. Хотя ножки у этой пигалицы были в целом ничего, но пялиться на них мне совершенно не хотелось. Мне хотелось, чтобы она вышла нахрен и дверь с той стороны закрыла.

- Ну, в Гомель та-а-а-ак в Гомель, - милостиво согласилась обладательница рыжих кудрей, открыла свою сумочку, и принялась орошать себе шею духами.

- Господи Боже! - сказала бабуля. - Сынок, ты окошко откроешь?

Я открыл окошко, взялся за рычаг