в моей любимой Дубровице, занимаясь тем, что у нее получается лучше всего. Делом, которое она искренне любит. Эгоизм же чистой воды!

Эти двое не знали - смеяться им или плакать. Посмеялись, выдохнули:

- Побольше бы таких эгоистов, - наконец сказал Машеров. - Подумаем про ваш этот Дворец спорта. Дубровица активно развивается, население растёт, промышленность - прибавляет... Почему бы и нет, в конце концов? Биатлон вообще - можно сказать наш, партизанский вид спорта! Нужно продвигать.

При этом он подвинул ко мне тарелку с "Юбилейным" печеньем и сахарницу:

- Угощайтесь. Угощайтесь - и рассказывайте, почему вы решили довериться мне, почему решили, что я могу как-то повлиять на... На что-то, ведь я, по-вашему мнению, должен повлиять? Что там - конец света? Третья мировая? Говорите как есть - я удивляться ничему уже не буду. Но! - он погрозил мне пальцем. - Ни слова обо мне или моих близких!

Я захлопнул рот довольно громко, аж зубы клацнули. Вот ведь! И я его прекрасно понимал! Я и сам бы, наверное, не хотел знать своё будущее... Машеров удовлетворенно кивнул:

- Давайте - про Белорусскую ССР, про Союз, про мир в целом... О перспективах развития народного хозяйства, в конце концов. Бумаги я потом внимательно изучу, подумаю... Но пока хочется узнать ваше субъективное мнение.

Я потянулся к стакану с чаем, отпил немного, чтобы проглотить прилипшие к зубам крошки "Юбилейного", и сказал:

- Союз окончательно распадется на национальные республики восьмого декабря тысяча девятьсот девяносто первого года.

***

Наверное, они слушали всё это как неизвестные здесь фильмы ужасов ( если не считать "Морозко" и "Ежик в тумане"). Или - как страшилки, которые рассказывают в пионерлагере у костра.

Каково это - понять, что всё, ради чего ты столько времени работал в поте лица своего, пойдет прахом? И тот факт, что Беларусь, благодаря своему более-менее однородному в этническом и ментальном плане населению и крепким медвежьим объятьям, в которых она оказалась во второй половине девяностых, пережила период турбулентности с наименьшими потерями - это утешение было довольно слабым.

Всё-таки и для Машерова, и для Сазонкина на первом месте стоял Советский Союз. Они были советскими людьми - в первую очередь, и белорусами - во вторую. Да и вообще - может ли потомок французского наполеоновского солдата Машеро считаться белорусом? Наверное - может...

Я рассказывал о грядущем мировом падении цен на нефть, череде смертей в Кремле, рейганомике, Горбачеве, Перестройке, Чернобыле, Спитаке, рок-музыке, сникерсах, Макдональдсе, первых альтернативных выборах, Владимире Жириновском, Борисе Ельцине, падении Берлинской стены и ситуации с выводом войск из Германии и Афганистана. Рассказал о бывших комсомольских вожаках, которые за один доллар выкупали целые заводы, про сгоревшие вклады людей и про то, как людям насрали на голову после Всесоюзного референдума о сохранении СССР. Ну, а потом - Карабах, Чечня, Осетия, Абхазия и дальше, и дальше... Про маленькие империи с огромным самомнением, которые, декларируя свое право на освобождение от "оккупации" и провозглашая безусловный приоритет построения национального государства, с кровавой пеной у рта отрицали даже намеки на точно такие же действия у своих собственных автономий и национальных меньшинств. Про Кашпировского, Мавроди, МММ, БЛМ, ЛГБТ, ГКЧП и прочее ЁКЛМН и ЁПРСТ. Про лукашенковский вариант "социально ориентированной рыночной экономики" - тоже, куда без нее. Когда я дошел до 2014 года и начал рассказывать про майдан в Киеве, Машеров закрыл лицо руками.

- Хватит. Хватит, Герман! Достаточно на сегодня...

- И это еще не самое дикое, - мое лицо горело, сердце стучало - я наконец-то мог высказаться как на духу, впервые за всё это время! - Что скажете по поводу мировой эпидемии простудного заболевания, от которого погибнет более семи миллионов человек? А насчет войны Украины и России?..

- Войны Украины и России против кого?! - спросил Сазонкин недоуменно.

Я скривился и треснул кулаком по этажерке, книги и папки затряслись, поднялось облачко пыли. Петр Миронович и Валентин Васильевич смотрели на меня такими глазами, будто на их глазах я изрешетил из крупнокалиберного пулемета всю танцевальную труппу Национального театра оперы и балета ... Или как он тут называется?

- Вы говорите так, будто сами всё это пережили... - хрипло проговорил Машеров.

- Знаете, Петр Миронович, мне иногда и самому так кажется. Кажется, будто я уже прожил одну жизнь - там, в будущем.

Он утер пот со лба.

- Я неплохо распознаю ложь, Герман. И меня жутко пугает то, что вы сейчас не врёте... Это невероятно, я бы даже сказал - чудовищно, но... Не воспользоваться вашими знаниями - после тщательных проверок, само собой, было бы смертным грехом. Давайте договоримся так: мы встретимся с вами еще раз, и вы расскажете мне свои соображения по поводу народного хозяйства, экономики, научно-технического прогресса. Надеюсь, там, по крайней мере, я не заработаю себе предынфарктное состояние...

- М-м-м-м... Пожалуй, да. То есть - нет. Не заработаете.

- Ну, тогда пятнадцатого июня вас устроит? Заодно и про вулкан ваш этот всё прояснится.

- Не устроит. Я к тому времени буду уже в Афганистане.

- В каком ещё... - брови Машерова стремительно взлетели вверх. - Та-а-а-ак!

Черта с два они меня отговорили. Это так не работает. Я уже пообещал - пусть и такому засранцу, как Старовойтов.

С другой стороны – может, и не засранец он вовсе, просто пожилой человек, которому есть чего терять... Может, у него жена беременная, или еще какая личная история?

Легко участвовать в приключениях и рисковать жизнью и здоровьем, если от тебя ничего не зависит. Если не плачут дома маленькие дети, которым нужно купить подгузники, не лежит на кровати парализованный дед, не учится в университете сын-студент... Влезать в авантюру, когда на тебя завязаны не только твоя жизнь и твое здоровье, а благополучие других людей - чистой воды инфантилизм и слабоумие. Назвать подобное трусостью - то же самое, что обвинить во время застолья непьющего из-за язвы желудка человека в неуважении.

Да, была Тася и девочки. Но... Тася - женщина сильная. Я перестраховался заранее - написал завещание, еще тогда, после визита в мой дом идиота-Вагобушева. И теперь в случае моей смерти все деньги, что оставались у меня на книжке, и дом в Дубровице переходили ей. Наивный дурак? Всё так и есть. Но ближе Таисии у меня в этом времени (или в этом мире?) никого не было.

К тому же - мы еще не проникли