Девушка плавилась от каждого прикосновения. И даже резкая боль в низу живота не отрезвила ее сознания. Все казалось смазанным. Словно происходило не с ней, либо в слишком уж реалистичном сне.

И вновь шею и плечо опалила острая боль. Гораздо сильнее, чем в прошлый раз там, в усадьбе.

— Вы зачем меня опять кусаете?! — вяло возмутилась Зарета.

— Моя! — заурчал хищник на ее ухо, шумно втянул воздух носом.

Девушка готова была отключиться. Но откровенные касания, умелые движения и жадные глубокие поцелуи удерживали ее в сознании.

Заря извивалась, отчаянно стремясь получить все, что готов был дать Тихомир. А мужчина не скупился на ласки, словно именно эта близость была первой и последней. Он наслаждался каждым проникновением, каждым рваным, резким, глубоким толчком в юное тело.

Заря стонала, а эти звуки расползались по телу хищника сладкой патокой. Зверь рычал в унисон с ним, скулил, выл от небывалого наслаждения.

— Кричи! — рвано прошептал Тихомир, прижавшись ртом к нежному ушку, — Покричи для меня, Зар-р-ря!

И девушка подчинилась. Из ее груди вырвались громкие стоны удовольствия. А Тима накрыло волной наслаждения.

Кажется, накрыло всех хищников в округе. Но было плевать. Обряд завершился. Отныне истинная принадлежит ему одному, и никто не посмеет открыть пасть и заявить на нее права.

Заря рухнула на подушки, прикрыла глаза, тихонько уходя в беспамятство. А Тим держал девчонку в своих руках, удовлетворенно урчал, жадно вдыхая дивный аромат, который теперь немного изменился. Девочка пахла горными ручьями и скошенной травой, ветром и свободой.

Вольнов прикрыл глаза. Звериный вой за окном стих. Тихомир ощутил, как отец снял защитный барьер. Значит, угрозы больше нет.

На первом этаже дома были слышны шаги, негромкие разговоры, ворчание мамы. Выходит, все в порядке. И можно немного отдохнуть.

Подтянув хрупкое тело Зари к себе, Вольнов прикрыл глаза и готов был позволить себе отключиться. Пожалуй, впервые за долгое время хищник смог бы отдохнуть.

* * *

А на полянке безумие прекратилось. Хищники моментально пришли в себя. Никто из них толком не помнил, что произошло, и как они здесь оказались.

Исчез тот сладкий невероятно притягательный аромат, которым, казалось, пропитан воздух. Звери скулили, находясь в состоянии дезориентации. А сами хищники постепенно приходили в себя. У пострадавших в бою проходила усиленная регенерация. И, спустя полчаса, поляна почти опустела.

Радмир осматривал поле боя. Сам морщился от ноющей боли в ребрах. На животе красовались глубокие рваные раны, и связки на плече разорваны. Однако Вольнова сейчас куда сильнее беспокоило совсем иное.

Поляна перед домом Верховного выглядела жутко. Настоящее поле боя. Трава залита морем крови, а редкие деревья, которые матушка оставила в качестве украшения ландшафта, выкорчеваны или переломаны.

И под одним из крупных стволов лежал поверженный в бою хищник. Вольнов знал парня. Видел пару раз. И совсем не планировал убивать его. Однако Судьба распорядилась иначе.

Федор Грознов — старший сын вожака соседнего клана. Сильный зверь, но, как выяснилось, в честном бою с Радмиром не выстоял.

Вольнов не собирался биться насмерть. Просто защищал брата — своего вожака от угрозы извне, а потом, встав на пути обезумевшего зверя, защищался и сам. Радмир оказался сильнее, а все случилось мгновенно. А выбора — не осталось.

Либо Грознов убьет Радмира, либо он — Грознова.

Сжав кулаки до хруста, Вольнов смотрел на мужчину, застывшего в неестественной позе под грудой щепок и ветвей. Дело случая. Всего секунда. И толстая ветка насквозь прошила грудину Грознова в области сердца.

— Есть свидетели. И запись с камер, — осторожно произнес отец, приблизившись со спины. — Твоей вины нет. Поединок был честным.

Радмир усмехнулся. Да, честным. Окажись Вольнов слабее, то сам бы сейчас лежал с чертовым суком в сердце. Но погибшим оказался Грознов, а в свете недавних событий именно такой расклад не радовал.

— Разберемся, — мотнул головой Радмир и взглядом отыскал младшего брата.

Рядом с Димом суетилась матушка, приводя парня в чувства. Судя по бледному лицу, потерянному взгляду и внушительным синякам на лице, потрепало младшего прилично.

Вольнов взглянул на отца. Верховный и сам выглядел не лучшим образом, а потому Радмир приобнял старика, помогая добраться до дома.

Чуткий слух улавливал некоторые весьма однозначные звуки, доносившиеся из комнат второго этажа. Криво усмехнувшись, Радмир порадовался за брата. А мысли метнулись к той, которую пришлось оставить так быстро, но обряд завершен, и на плече хищницы отныне красовалась его, Радмира, метка. Что ж, он непременно наверстает упущенное время. Нужно только разгрести все дела здесь, помочь брату. А Женя никуда теперь от него не денется. При мыслях об истинной паре зверь заскулил. Слишком рано его оторвали от девчонки, а он только-только вошел во вкус.

Вольнов мысленно усилил контроль над зверем. Тот беспрекословно подчинился. Нельзя сейчас бросать семью, нужно уладить здесь все, подстраховать брата. А позже можно и расслабиться.

Зверь послушно молчал, Радмир усмехнулся. Никогда еще он так остро не чувствовал зверя, не сливался с ним. Но об этих изменениях Радмир подумает позже, сейчас есть дела поважнее.

Тихомир почти уснул, но аромат Зари будоражил, завлекал, выбивал все здравые мысли. А потому мужчина, открыв глаза, принялся жадно целовать припухшие губы, безостановочно гладил руками податливые, невероятно красивые изгибы.

Тихомир понимал, что нужно остановится. Девочка устала, отключилась, провалилась в беспамятство, обмякла в его руках.

А он не мог возобладать над возбужденным зверем и своими эмоциями, вспоровшими грудную клетку.

Аккуратно устроившись меж разведенных бедер Зари, он вновь погрузился во влажные глубины и словно расплавился от первого глубокого толчка в этом тугом, невероятно сладком и желанном теле.

Заря протяжно застонала во сне, с готовностью прогнулась навстречу, оплела руками его плечи. Но глаз так и не открыла.

Очередная разрядка взорвала мозг Тихомира. Волк оглушительно зарычал, а сам Вольнов вторил ему, этому грозному рычанию.

Грудная клетка вздымалась от каждого вздоха. А по всему телу — неуемное наслаждение. Оно разливалось по венам, лишало мыслей, выбивало из реальности. Однако даже сквозь эту нирвану Тим ощутил, как задрожала Заря в его руках, как сжала его собой, как сладко застонала, протяжно и блаженно.

Спустя, кажется, вечность, мужчина освободил Зарю от тяжести своего тела. Попытался подняться с постели, но тут же рухнул на пол, точно подкошенный.

Каждую мышцу скрутило огненной болью, словно шипастый хлыст обвился вокруг Тихомира, вонзаясь до костей, которые начали трещать и ломаться.