— Нет, — покачал он головой, — никаких разговоров-договоров не будет.

Маленький залопотал ещё быстрее и уже совсем непонятно. Здоровяк насупился и пристукнул пудовым кулаком по столу. Шум в зале затих. Все теперь наблюдали за столиком Саблина и явно ждали продолжения.

— Повторяю, — по-русски, но как можно внушительнее произнёс Иван, — я здесь кушаю. Вы мне мешаете. Будьте добры, идите с миром.

В ответ собеседник затараторил визгливо и громко, явно работая на публику. В речи часто повторялись «стругаць фуня», «хара», «кирус»[6], ещё что-то, но зал начал хихикать. Все посматривали на поручика, и выражение глаз менялось: насмешка, издёвка, кто-то просто отводил взгляд.

Саблин не знал местного диалекта, но владел одной формулой, понятной любой гопоте.

— Пшли вон! — сказал, как плюнул, вкладывая в интонацию максимум презрения. Русский дворянин, пусть даже из захудалого рода, умеет разговаривать с распоясавшейся чернью.

Его поняли. Лицо маленького перекосило ненавистью, а здоровяк с утробным рыком потянулся к Саблину через стол.

Но поручик был к этому готов, лёгким и цепким движением он прихватил громилу за рукав и дёрнул книзу, одновременно выталкивая из-под себя стул. Здоровяка слегка повело вниз, а Саблин уже стоял на ногах, в очень удобной для нанесения удара позиции. Он и нанёс — правой, сбоку и чуть снизу, точно в челюсть противника. Как на тренировке. Здоровяка отбросило назад, будто его треснули не кулаком, а поленом. Он рухнул навзничь, сбив соседний столик. Треск мебели, звон битой посуды и женский визг.

Но второй — маленький и опасный — уже заходил справа, держа руку на отлёте. От стола с неприятной компанией спешила подмога. Саблин выхватил браунинг.

Передёргивать затвор не было нужды, все гренадеры носили оружие с патроном в стволе и спущенным курком. Механизм самовзвода позволял произвести выстрел с ходу, не теряя ни секунды.

Выхватил и направил на нападающих. Те приостановились. Решимости во взгляде русского офицера было столько, что задумался бы любой.

И тут от двери прозвучало властно и громко:

— Отставить! Районная комендатура! В чём дело?

У входа в ресторанчик стоял подпоручик в синем кителе с нашивкой парящего сокола на рукаве. Крепкий, строгий, решительный. Полномочия его подтверждали два автоматчика за спиной.

Местные босяки моментально сникли. Руки спрятались в карманы, взгляды упёрлись в пол. Все они дружно попятились к своему столику, словно металлические стружки, притянутые магнитом. Вместе со всеми пятился и давешний переговорщик, лишь здоровяк неловко выбирался из-под обломков стола, тряся головой, как лошадь.

— Уберите оружие, господин поручик, — тоном ниже приказал офицер особого отдела. — Не стоит проливать кровь мирных граждан, даже если их воспитание оставляет желать лучшего. Я думаю, у господ нет претензий к русскому офицеру?

Вопрос прозвучал так, что никто не усомнился: претензии, буде таковые появятся, станут непростительной ошибкой для заявителя.

— Прошу вас следовать за мной, — обратился особист к Саблину. В сопровождении автоматчиков они покинули заведение.

— Эх, жаль, — вздохнул гренадер, — такой прекрасный вечер испортили.

— А удар у вас что надо, — усмехнулся в ответ офицер. — Уложить с одного удара эдакого лба, это вам не фунт изюму. Для сведения, эти ребята — бацяры, знаменитые львовские босяки. Бывают опасными, особенно в стае. Если б не ваш боксёрский опыт… Кстати, в гарнизоне ребята поставили сносный ринг, при случае приглашаю побоксировать.

Саблин только кивнул. Он уже заметил, что подпоручик ходит легко и пружинисто, движения экономные и точные. Наверняка боксёр. Но сейчас его занимало другое. Стыд какой! Устроил потасовку с местными босяками! Приехать не успел, и вот…

— Не переживайте, — будто подслушал его мысли контрразведчик. — Всякий опыт полезен. Однако уже вечер. У меня машина, давайте-ка я вас подвезу. Во избежание, так сказать.

Неприметный «опель кадет» имел отлично отрегулированный двигатель, завёлся с полоборота, и особист без лишних слов отвёз Саблина на Злоту.

Только когда он уехал, оставив Ивана Ильича у домика пани Каминьской, тот вспомнил, что адреса подпоручику не называл. Или у них в комендатуре знают адреса всех офицеров? Вряд ли. И упоминание боксёрского опыта Саблина… Откуда особист может это знать? Ох, не прост этот подпоручик, ох, не прост…

Но ломать голову над всеми этими странностями сейчас не было ни сил, ни желания. Он поднялся по лестнице, открыл дверь своим ключом. Мельком отметил, что у хозяйки горит свет. Однако в мансарде лампочка не загорелась, только сухо щёлкнул выключатель. Саблин не расстроился, света хватило, чтобы умыться. Скинув сапоги с кителем, он повалился на застланную постель. Голова кружилась от обилия впечатлений.

Прогулка по старинному городу, романтический вечер, чувство свободы, как в детстве, когда читал он книжки о дальних странствиях и представлял себя первопроходцем, отважным путешественником. Будто попал в другой мир, который ещё предстоит открыть. Или виной всему длительное заточение в тренировочном лагере, где он — чего греха таить — малость одичал?

А потом эта глупая драка…

В дверь со стороны хозяйской половины постучали.

Саблин вскочил, набросил китель на плечи. Вошла пани Ядвига с керосиновой лампой.

— Извините, пан поручик, слышала, как вы пришли. Я принесла вам лампу. Весной повредилась проводка, а я никак не договорюсь с ремонтником. Но обещаю заняться этим в ближайшее время. Вы гуляли?

— Да. Я раньше не бывал во Львове, хотелось посмотреть… — Иван Ильич подвинул хозяйке стул.

Пани Ядвига присела.

— Посмотрели? — с улыбкой спросила она. — Он у нас древний, с богатой историей. Только не всегда ласков к горожанам. Из нас вечно хотят сделать кого-то: австрийцев, поляков, русских… Хотя сами львовяне считают себя украинцами. Моя бабка была наполовину украинкой, наполовину русской. Но мужская линия сплошь польская. Вы обратили внимание на гору за сквером? Это гора Страценя, или гора Смертных казней. Там несколько веков казнили преступников, проливая кровь во славу Австро-Венгерской империи. Без малого сто лет назад там убили моего русского предка. А муж: погиб в Мировую войну от шашки русского казака. Я не хочу, чтобы всё это повторилось.

— Для того мы и здесь, — ответил Саблин осторожно, опасаясь вспугнуть печальный и возвышенный тон женщины. — Весь мир наблюдает, как Германия пожирает государство за государством. Наблюдает и ничего не делает. Мы не хотим войны, но мы не можем допустить, чтобы Галицию проглотили, как это случилось уже с Австрией и Чехословакией.

— Я не люблю немцев, — вдохнула пани Ядвига, — и не хотела бы их прихода. Ничего хорошего украинцам и полякам германцы принести не могут. Да и русским тоже. Всех нас они считают унтерменшами, а по сути — рабами. Но даст ли галичанам свободу русский царь?