— Я в этом уверен.

— Богу было угодно, чтобы в Галиции смешались многие народы. Но жить мирно, не подчиняя себе других, а помогая друг другу, почему-то не получается. Всегда кто-то хочет быть на троне, и чтоб остальные чистили ему сапоги. Полную свободу нам Россия, конечно, не даст, но хотя бы порядок, хотя бы равное положение всех перед всеми. Это уже немало. Я буду молиться, Иван Ильич. Вы позволите мне вас так называть? — Пожилая пани улыбнулась.

— Буду счастлив, пани Ядвига, — искренне ответил Саблин.

— Быть может, вы голодны?

— О, нет! Я чудесно поужинал… — Поручик очень надеялся, что при свете керосиновой лампы не видно, как запламенели его уши.

— Тогда покойной вам ночи, Иван Ильич. Храни нас всех Иисус Христос.

Она ушла. Он уснул. Ему приснился ринг на чехословацкой границе, близ городка Зноймо, в излучине Дыи. И Карл Дитмар снова шёл в атаку, бил сильно и расчётливо: в голову, в корпус и опять метил в голову. А он уходил, уходил, уходил, пока не упёрся спиной в канаты. И тогда понял, дальше пятится некуда. Либо он ударит в ответ, либо упадёт.

А иначе и быть не может.

Солнце, по-осеннему ласковое и нежаркое, заглянуло в широкое окно мансарды. Но проснулся Саблин не от его лучей, а от звука автомобильного клаксона. Конечно, это мог быть молочник, привёзший пани Каминьской нежный творог и густую сметану, или почтарь со свежими газетами, однако гренадер был уверен в другом и опрометью бросился к окну.

Так и есть, вчерашний подпоручик с нашивкой парящего сокола и давешний «опель». Особист прохаживался вокруг автомобиля, постукивая носком сапога по колёсам, и делал вид, что оказался здесь совершенно случайно. Но это не обмануло гренадера. Наскоро ополоснув лицо, он влез в форму и поскакал по лестнице вниз. Саблин уже выскочил на открытую веранду перед домом, когда входная дверь отворилась и показалась хозяйка.

— Быть может, кофе, пан поручик? — улыбнулась она.

— Благодарю, пани, в штаб вызывают… — брякнул Саблин первое, что пришло в голову.

— О, конечно, — понятливо покивала Ядвига. — У господ офицеров всегда множество важных и неотложных дел. Но, быть может, подъедете к обеду? Я велю Ирене приготовить свекольник, это блюдо у неё получается отменно.

— Ничего не могу обещать, — виновато развёл руками Иван и скорым шагом подошёл к подпоручику:

— Вы за мной?

— Угадали. Разрешите представиться, подпоручик Станкевич, отдел контрразведки дивизии.

— И наша вчерашняя встреча была неслучайной? — вздёрнул подбородок Саблин. — Вы следили за мной?!

— Не торопитесь обижаться, Иван Ильич, — улыбнулся Станкевич. — Мы в вас заинтересованы. Нет ничего удивительного, что Пётр Соломонович приказал приглядеть за человеком в новом, незнакомом городе. — И, заметив удивление в глазах гренадера, пояснил: — Подполковник Иоффе Пётр Соломонович, начальник отдела контрразведки дивизии. Вы откомандированы в его распоряжение штабом. Так-то вот. И самое время пришло вам познакомиться. Его высокоблагородие господин подполковник ждёт.

— Надо бы побриться, — замялся Иван Ильич, потирая щеку. — Привести себя в порядок.

— В данном случае особый политес не требуется. Дело не ждёт, поручик. Мы и так дали вам время подышать воздухом. Прошу в машину.

Станкевич рулил по Клепаровской, но не к Дому инвалидов, а в обратную сторону. Выехал на Яблоновскую, проехал с задней стороны Большого городского театра и дальше, к Старому рынку, в путаницу старинных узких улиц, вывернул на Краковскую площадь.

У Саблина создалось впечатление, что маршрут выбран неспроста. Вчера он любовался колоннадами, величественными скульптурами, барельефами, Громада театра, университет, изумительное зодчество храмов, а сегодня «опель» петлял в узких улочках, где справа и слева проплывали двухэтажные домишки без резных рам на окнах, пилястров и лепнины.

А подпоручик колесил дальше. Новый рынок, рыночная площадь и опять лабиринт улиц с брусчатой мостовой, где недолго и заплутать, если не знаешь, куда идти. Фасад города и его задник: рабочая часть, где люди ходят на службу, на биржу, на рынок и в магазины. Встречаются, обсуждают новости, пьют и едят — одним словом, живут.

Опытный глаз гренадера подмечал группы мужчин по три-четыре человека, одетых кто во что, с винтовками и повязками на рукавах. Местная милиция. Дежурят на углах улиц, трамвайных остановках. Но не только. Вон стоит «Сокол» и рядом автоматчики. И вообще, обилие мужчин в военной форме бросается в глаза, а женщин на улицах совсем немного.

Вот здание, над входом реет флаг со странным гербом, объединившим галицкую галку с жёлтым трезубцем. Тут тоже бронеавтомобиль, прохаживаются российские стрелки. Офицер курит возле броневика, разговаривая с командиром экипажа.

— Не удивляйтесь, — пояснил Станкевич, заметив взгляд поручика. — Это штаб-квартира партии Новая Украинская Галиция. Дружественная нам сила. Есть ещё Русская Галиция, их представительство вы тоже увидите.

— Удивляет не наличие партии, — откликнулся Саблин, — а присутствие русских «Соколов» и автоматчиков около резиденции. Есть от кого охранять?

— Выходит, что есть, — усмехнулся особист.

— Вчера мне так не показалось.

— Вчера вам многое виделось несколько не так, как есть на самом деле. Вы посетили Львов с парадного входа. Надеюсь, теперь заметили, что он не везде таков?

— И куда мы едем?

— В Цитадель.

«Опель» продолжал колесить по узким улочкам, названий которых Саблин уже не запоминал, кроме двух последних — Богуславской и Ходоровского, по ним они, наконец, добрались до Цитадели. Здесь в охранении помимо «Соколов» стояла пара «Витязей». На въезде несколько раз проверили документы.

Это был уже не замок, а настоящая крепость. Система бастионов, состоящая из четырёх широких башен, образующих почти правильный квадрат. Внутри этого квадрата располагался главный корпус. Сооружение поражало своей монументальностью и надёжностью. Вековые стены, даже на вид очень толстые, окна-бойницы. Саблину казалось, что он попал в Средневековье, во времена мрачные, заполненные войнами и кровопролитием.

На обширном плацу перед главным корпусом машина остановились. Провожатый велел Саблину следовать за ним. Они прошли в левое крыло и скоро оказались перед современной дверью, обитой дерматином и без всякой таблички.

Контрразведчик постучал, и после невнятного ответа они вошли.

Кабинет оказался довольно просторным, но загромождённым до невозможности. Почти всё его пространство занимал огромный стол, заваленный документами: планами, листами машинописного текста, графиками. Яркие воззвания, выполненные на крупных листах плотной бумаги, лежали отдельной кучей.

Рядом с большим столом притаилась маленькая конторка со стаканом чая в подстаканнике и пепельницей. В пепельнице дымилась сигара. Вдоль стен были навешаны стеллажи, заставленные приборами неясного назначения, разобранными и целыми механизмами, инструментами. Бросался в глаза рабочий верстак, в тисках зажата какая-то железяка. Даже по углам лежал всякий хлам. Так, во всяком случае, показалось Саблину.