Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Акакий подскочил от совершенно простой мысли. Господи! Чего ж он раньше мучился? Конечно! Пусть просто Татьяна не говорит, что она была с Акакием. Да ей совсем и не надо этого говорить! И Акакий Игоревич тихонько постучал к соседке.
А спустя полчаса он ворвался к себе домой.
– Клавочка! – летел он легкий, как куриное перо. – Клавдия, на стол подавай! Проводил я родителей. Ух, так ехать не хотели… Ну ты давай наливай борщ-то, я же с самого утра не обедал!
Не успел Акакий сунуть ложку в рот, как в дверь постучала Танечка.
– Здрассте, – скромно потупилась она. – А я к вам…
– Чего? – набычилась Клавдия. – Опять пирог стряпаешь, а муки нет?
– Зачем ты так, Клава? – покачал головой Акакий. – Послушай, может, девушка что сказать хочет.
– Я хочу… сказать…
– Тогда садись, – разрешила Клавдия. – Борщ будешь?
– Наливайте.
Клавдия поставила тарелку перед соседкой и терпеливо уселась ждать, когда та разговорится.
– Ну? Чего сказать-то хотела? – поторопила она Татьяну.
– Так я не доела же!
– Ничего, ты ешь и говори.
– Ну, значит… я же свою машину теперь на ту стоянку ставлю, где машина Ирины стоит…
– Я помню, она тебе про нее и рассказала.
– Правильно. И вот в тот день, когда это все случилось, пришла я, значит, за машиной. А машина не заводится. Я ее и так, и эдак – стоит, и все! И так мне не хотелось пешком тащиться до остановки, прямо жуть! И вдруг вижу, Ирина ваша идет. Проходит к своей машине, а на меня даже не оглянулась. Села за руль и уехала.
– Вы, Танечка, скажите, во сколько это было? – напомнил Акакий.
– Это было в четыре часа. От силы – минут пять пятого.
– А в какой день? – насторожилась Клавдия.
– Так в тот самый, когда вы на пикнике были, – увлеченно работала ложкой Татьяна.
– Откуда ты знаешь, когда мы были?
– Так мне ж Акакий Игоревич сказал! Он как раз у меня пирог ел и сказал, что, мол, сейчас мои все на пикнике… а у него выходной… А что? Акакий Игоревич, я что-то не то сказала? Вы уж извините… я побегу, я у вас и так задержалась…
Танечка выскочила вовремя – Клавдия как раз начала метать кружки и тарелки в незадачливого ловеласа.
– Кла… о господи… Клавочка! – закрывал голову руками неверный. – Я только пироги ел! И совсем хреновые пироги были! Клава! Ты лучше… стряпаешь! Уй-й-й! Убьешь ведь! Мама…чка!!!
Вполне возможно, так бы оно и случилось, убила бы Клавдия супруга, если бы в квартиру не позвонили. Клавдия бросила молоток для отбивных, которым только что воспитывала мужа, и погрозила ему пальцем:
– Пока живи. Только, Кака, предупреждаю сразу: если ты опять будешь лопать пироги с какой-нибудь свиристелкой, я тебя в угол поставлю! На угол Сурикова и Мира. Там, говорят, у нищих больше всего выручка. Будешь с протянутой рукой на отдельную квартиру себе собирать. Все!
Открывать пришлось, конечно же, Акакию.
– Ах ты ж, батюшки!!! – раздался его радостный голос в прихожей. – Клавочка, ты посмотри, кто к нам пришел!
У Клавочки нервно задергалось веко, она решила ни за что не выходить и гостей не встречать. Однако гости уже сами вваливались в комнату шумной компанией.
– Мам! И чего ты не встречаешь? – первой появилась в дверях дочка Аня.
– Ой, – выдохнула Клавдия, – ой, Анечка! А я думала, Катерина Михайловна со своим суженым из дома отдыха сбежали. Прям вспотела вся! Думаю, ни за что не выйду, скажу, что мы квартиру поменяли. Ой, чего ж это я… Проходите! Яночка, детка, смотри, баба Клава для тебя конфетки приберегла… Куда же я их спрятала? Кака! Это ты конфеты слопал, живоглот? Я для ребенка оставляла!
– Это мамочка их отыскала, когда твой крем с собой забирала, – пояснил супруг.
– Клавдия Сидоровна, да не надо конфет, – заговорил зять. – Яне сейчас все равно их нельзя.
– Отчего ж? Почему ребенку нельзя бабушкиных конфет? – переполошилась Клавдия Сидоровна. – Это ты что же, специально против меня ребенка настраиваешь? Аня! Тебе пора менять мужа, он меня не устраивает!
– Мамочка, ну что ты говоришь! – устало отговаривалась Аня.
Ей до ужаса надоело примирять мужа с матерью, а те ссорились строго по расписанию – раз в неделю.
– Да ты вспомни, тебе же сколько раз говорилось – мы Яну водим на танцы.
– Баб, мне сладкого нельзя! – вытаращила на Клавдию глазенки Яночка. – Ты что? Если я буду есть конфеты после шести, то меня… разопрет. Так папа сказал. И меня ни один партнер не поднимет.
– Партнеров, деточка, надо хороших искать, а не такого, как у твоей мамы, задохлика, – шепнула на ушко девочке Клавдия и поджала губы.
– Мама, мы ведь чего пришли… Завтра надо Яну вести на танцы, а мы не успеваем. У Володи важный заказ, у меня работа. Ты бы не могла ее в садик отвести, а потом на танцы? Только завтра.
– Конечно! – обрадовался Акакий. – Анечка, ну что за вопросы! Конечно, Клавдия отведет Яночку и в садик, и на танцы!
– Молчи, наказанье мое! – рявкнула Клавдия и спросила: – Ань, а пропустить никак нельзя?
– Мама, ну что ты?! Ты знаешь, какие деньги мы за них платим?
– Вот! – вытянула руку вверх Клавдия и застыла, точно статуя Свободы. – Кому-то они платят такие деньги! А зачем? Ребенок вырастет и сам научится плясать, как ему надо. Я вот никаким танцам не обучалась, и ничего!
– Хорошего, – закончил зять.
– Анна! Передай ему, что я с его дочерью сидеть не смогу. Яночка, куколка моя, иди к деду Каке, выдерни у него волосины на лысине.
– Мама, – уже начала сердиться дочь, – ну сколько можно уже, в самом деле…
– Хорошо! – неожиданно согласилась Клавдия Сидоровна. – Хорошо, посижу. Только… Аня, пойдем на кухню, чтобы они не слышали.
Клавдия ухватила дочь под руку и снова сделалась милой, ласковой мамочкой.
– Доченька, я ведь что хочу у тебя спросить…
– Если про Ирину, сразу скажу – это дело ведет не наш отдел, и я ничего тебе сообщить не могу, не знаю. Но даже если бы и знала…
– Конечно! Я так и думала… Ой! Ой, подожди-ка… дай-ка стульчик, что-то в поясницу вступило… Ой, ну надо же! И это тогда, когда надо с Яночкой посидеть… Ох… вот ведь скрутило…
Клавдия Сидоровна выгнулась коромыслом и аккуратно умостилась на табурет. Аня в нерешительности хмурилась.
– Ох… и как же с ребеночком-то быть? – накаляла атмосферу мать. – И Акакий не может завтра, со мной сидеть надо… Ах ты ж, какая неприятность…
– Мама! Ну что ты, как маленькая, в самом деле? К чему весь этот спектакль?