– Вставайте в круг, девоньки!

Веды уцепились за снасти и начали молиться. Волны то и дело заливали их мокрые, продрогшие фигуры. Морошка жалобно мяукала, забравшись на одну из мачт. Брызги долетали до нее, и рысь трясла головой, намертво вонзившись когтями в дерево. Олья ворвалась в круг, поскальзываясь на мокрых досках и едва удерживая равновесие под качкой.

– Это Матерь! – вдруг рассмеялась Матроха. – Это Матерь! Это она западным безбожникам себя показывает! Это она нарочно море взбаламутила, чтобы мы силу свою явили! Веру свою укрепили! А ну давайте, девоньки! Как над Взрылем! Давайте, родимые! Матерь с нами! Она нас направит!

– Реки твои – вены мои! – закричала Олья, напрочь забыв общую молитву. Вместо нее она читала ту, что принадлежала родному улусу. – Скалы твои – ступни мои! Лава твоя – сердце мое! И живое тобою живет, а что мертво – сохранно в недрах твоих! Реки твои…

– Стой!

Кто-то схватил ее за ногу. Олья обернулась и увидела валаарского калеку, который каким-то чудом умудрился к ней подползти.

– Не надо! – выпалил он. – Не делайте этого! Скажи им, чтобы перестали! Вы умрете, если это сделаете!

– Не умрем! – отрезала Олья. – Не мешайся, Матерь нам поможет!

– Да нет никакой Матери! – проорал калека, тормоша вед. Те стояли с закрытыми глазами и уже не реагировали на него. – Не надо! Не было никакой Матери над вулканом! Не было! Это был Ри! Его сейчас нет! Олья, вы умрете, если выйдете из тела, чтобы море успокоить! Умрете, ясно?! Вы не сможете вернуться! Да хватит же! Прекратите!

– Замолкни, западник! – оттолкнула его веда. – Не мешай!

Откуда мальчишке знать о Матери? И как он может судить, какая в Олье сила? Она уже бывала Взрылем и теперь станет чем угодно. Каждая из вед станет. Вместе они остановили вулкан, вместе успокоят шторм. И Матерь точно придет. Олья схватилась за веревку и продолжила читать молитву, не обращая внимания на валаарца.

Ни молящиеся веды, ни моряки, ни остроухи не заметили, как пропал Нико. Мгновение назад он стоял один на один с огромной волной. Судно накренилось, словно катилось с горы, а потом эта самая гора стала расти и языком, вставшим на дыбы из глотки моря, ударила в палубу, слизнув с нее оцепенелого принца. Он даже не понял, как его швырнуло за борт. Он ничего не понимал с тех пор, как, свалившись с кровати от качки, поспешил наверх и встретился лицом к лицу со своим главным страхом – Глубокой Водой.

Тело перестало слушаться. Инстинкты словно уснули. Нико даже за трос не ухватился. Он просто смотрел, выпучив глаза, на исполинский вал, а потом оказался среди соленой пены. Он вынырнул, хватая ртом воздух, стал кричать и грести изо всех сил, даже успел прикоснуться к скользкой обшивке «Мурасаки», но никто не услышал. Никто не увидел, что он здесь, один. В холодной воде. Наедине с ее опасной глубиной.

Чем больше Нико паниковал, тем тяжелее ему становилось. Раз за разом волны били его по затылку, норовя вдавить в тело моря и не выпустить наружу. Он не мог успокоить дыхание и не успевал подгадывать момент, чтобы задержать воздух перед очередной встречей с соленым гребнем. И каждый раз, когда вода попадала ему в нос и в рот, Нико словно сходил с ума.

Его руки и ноги перестали двигаться. Не от того, что принц сильно устал, а оттого, что он не мог совладать с собой после того проклятого озера. Голова Нико утонула в холоде и снова появилась над поверхностью. Он увидел, как «Мурасаки» отнесло еще дальше. Настолько далеко, что спасательным кругам, обшитым парусиной, уже не хватит длины веревки, чтобы дотянуться до принца. А потом его шибануло еще одной волной, и, теряя воздух, Нико стал погружаться в холодную пасть Медвежьего моря.

Астре вырвался в пространство и почувствовал сразу всех: тонущего принца, растерянных вед, моряков, остроухов, безумную Сиину, которой было приказано остаться внизу вместе с детьми, и прочих.

Шторм бушевал. Мачты кренились, готовясь сломаться. Паруса лежали мокрыми тяжелыми мешками. Вспыхивали молнии, и гигантские валы били по «Мурасаки».

«Судно разлетится в щепки, если мы не выберемся отсюда», – понял калека.

Он потянулся к сознаниям вед, коснулся первых четырех и скомандовал: «Уплотняйте воздух, чтобы ветер не мог пройти!»

Это не было приказом в том виде, в каком его могла бы совершить Цель, но веды ждали каких угодно слов. Они все еще уповали на Матерь и подчинились мгновенно.

«Сдерживайте волны вокруг судна!»

Этим занялась другая четверка. Корабль постепенно оказался в коридоре, о прозрачные стены которого разбивалась буря. Ополоумевшие матросы застыли, и капитан перестал отдавать приказы. Гребные колеса продолжали взбивать воду, но их скорости было недостаточно, чтобы вырваться из бури.

«Помогите людям за бортом подобраться ближе к судну! – велел Астре. – Вытолкните их на поверхность и подгоните волной!»

Часть вед, среди которых оказалась и Олья, отправились к несчастным, барахтавшимся в объятиях моря.

Астре потянулся к единственному человеку, который мог услышать даже его дух, и почти врезался в него.

«Доставайте людей из воды! Ставьте все паруса! Живо!»

Провидец понял калеку и принял командование на себя. Но пока одевали мачты и вытаскивали тонущих, души вед рассеивались в пространстве.

Астре понял, что не соберет их, если не уйдет дальше от тела. А отдалившись, потеряет последнюю руку. Эта мысль была не из тех, что пугают, замедляя решение. Она просто мелькнула, как дождевая капля, и утонула в море, а калека разошелся большим кругом, собирая сознания и становясь для них барьером, каким некогда стал для него Ри. Самых сильных Астре оставил для последнего приказа: «Станьте ветром».

И вместе с ними растворился в самодельном пассате. С востока ударили струи воздуха. Судно на полном ходу заскользило по водному коридору среди вспышек молний. Гребные колеса работали как заведенные, труба источала дым такой густоты, что казалось, тучи над кораблем состоят из него. На невиданной для парохода скорости «Мурасаки» ножом по маслу прошел сквозь бурю и вырвался в туннель, за которым толчея облаков превратилась в голубое небо.

На мокрой, залитой палубе кашляли и отплевывались недавние утопленники. Шторм остался позади, но стоил Астре последней здоровой конечности. И все же он не спешил возвращаться в тело, а отправился проверить, все ли живы. И, коснувшись очередного тела, распластанного на скользких досках, не почувствовал в нем биения сердца. Этот человек захлебнулся, и его сознание готовилось покинуть бренную оболочку.

Нико не дышал.

Остроух тряс его, бил о колено, чтобы заставить воду выйти, но бесполезно.

Забыв о себе, Астре стал будить душу принца, но Нико не слушался. Он не хотел возвращаться.

«Давай же! – взмолился калека. – Давай, Нико! Очнись!»

«Кто ты?» – отозвался принц.