Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А любимой женщины у Воронкова тоже не было?
Мария Петровна покачала головой:
– Нет, Любавушка, не было у Гены любимой женщины. В юности у него была девушка, на которой он хотел жениться. Они уже и заявление в загс подали. Но не судьба. – Старая женщина тяжело вздохнула.
– Она бросила его? – спросила Любава.
– Можно сказать и так, – Мария Петровна замолчала, но потом все-таки добавила: – Она разбилась в автокатастрофе. Гена тогда чуть не умер от горя, сердце так прихватило, что на «Скорой» его ночью в больницу увезли и продержали там два месяца.
Любава вспомнила, что не так давно читала статью о синдроме разбитых сердец. Оказывается, люди на самом деле заболевают и даже могут погибнуть от потери любимого человека. Но она вот не погибла. Видно, не очень-то она и любила этого москвича.
«Леший с ним», – подумала Залеская и спросила:
– А потом в его жизни так никто больше не появился? Ведь время лечит любые раны.
– Кому лечит, кому нет, – ответила женщина. – Гена посвятил себя заботе о родителях. А когда их не стало, перенес свою заботу на семью двоюродной сестры и очень переживал, что они живут в другом городе. Каждый свой отпуск он, накупив огромное количество подарков, отправлялся к ним. А в последнее время стал думать о том, чтобы продать квартиру и купить другую, поближе к сестре. Не так давно со мной советовался.
– А вы?
– Что я? – пожала плечами Мария Петровна. – Я ему сказала, если сестра не против и сам ты этого хочешь, то переезжай, конечно. Хоть родные люди под боком будут.
– Воронков работал в фирме «Муж на час», то есть ходил по домам и занимался мелким ремонтом.
– Да, так.
– В день своей гибели он выполнил все заказы. Но в том подъезде, где его убили, у него заказа не было.
– Гене позвонила сестра из Пскова и попросила сделать какой-то ремонт у подружки. Он недели две назад ходил, смотрел, что там и как. Там надо всю проводку менять, а это пыль, шум. Поэтому договорились, что он займется этим, когда они уедут отдыхать. Вот подружка оставила ему ключи и уехала, а Гена собирался начать ремонт.
Мария Петровна перевела дыхание и закончила:
– Должно быть, в этом самом подъезде его и убили.
– Вы не знаете, какой у нее был номер квартиры?
– Нет, номера квартиры не знаю. А зовут ее Аня. Подробно же все можно узнать у сестры Гены.
– Вы знаете номер ее телефона?
– Знаю.
– А она не приезжала, когда Воронков…
– Нет, не смогла она. У нее двое детей, один грудной.
– Понятно. Тогда номер телефона.
– Сейчас запишу. – Мария Петровна легко, как девушка, выпорхнула из-за стола и ушла с кухни. Вскоре она вернулась и вручила Любаве лист бумаги с номером телефона.
– Спасибо вам, теть Маша.
Мария Петровна грустно улыбнулась.
– Не за что, деточка.
Когда Залеская проинформировала Наполеонова о своем обходе соседей и передала ему протокол опроса Марии Петровны, он, прочитав, забарабанил пальцами по столу.
– Теперь понятно, почему его никто в подъезде не опознал. Скорее всего, подруга сестры еще не вернулась.
– Я проявила инициативу, – тихо сказала Залеская, – позвонила сестре Воронкова – Ларисе Ивановне Мазановой.
– Молодец, – похвалил оперативника следователь, – и что?
– Ее подруга Горботенко Анна Витальевна действительно уехала с семьей отдыхать в пансионат и еще не вернулась. А ключи она оставила Воронкову, договорившись, что он заменит за время отсутствия хозяев проводку.
– Понятно. Какая квартира?
– Восемнадцатая.
– В квартиру мы пока соваться не будем, навряд ли там есть что-то для нас интересное. Подождем приезда хозяев.
– Вы чай любите с травами? – спросила Любава. Ей неожиданно стало жалко хмурого следователя.
– Люблю, – удивленно ответил он, – а почему спрашиваешь?
– Угостить хочу. Мне соседка Воронкова отсыпала целую банку.
– Трехлитровую? – улыбнулся следователь.
– Шутите? Из-под чая банка.
Наполеонов включил громкую связь и проговорил:
– Элла, солнышко, можно тебя на минутку?
В кабинет влетела секретарь Элла Русакова, поправляя на ходу свою челку. Девушка вопросительно уставилась на следователя.
– Чего желаете, Александр Романович? – улыбнулась она.
– Элла, не в службу, а в дружбу, сообрази на троих чайку вот из этой коробочки.
Элла хмыкнула.
– Ладно.
Подхватила банку и исчезла.
Минут через десять она явилась с подносом, на котором стояли три чашки, сахар и пачка печенья.
– Элла! Ты клад! – радостно воскликнул следователь.
– Это я и сама знаю, – отмахнулась девушка, – только не пойму, вы просили чай на троих, а вас двое. Кому третья чашка?
– Тебе, вестимо, – усмехнулся Наполеонов.
– О! Благодарствую, господин следователь, – хмыкнула она, – пахнет чудесно, но я выпью у себя. – Она поставила третью чашку обратно на поднос и выплыла из кабинета.
– На язык остра, как сабля, – посмотрев ей вслед, улыбнулся следователь, – но ей и впрямь цены нет.
Любава ничего не сказала, она взяла чашку чая и долго вдыхала аромат, а потом начала пить, делая малюсенькие глоточки.
– А печенье? – спросил Наполеонов, успевший съесть уже добрую половину пачки.
– Нет, спасибо.
– Боишься поправиться?
– Боюсь. – Любава вспомнила о съеденных у Марии Петровны пирожках, но говорить следователю об этом она не собиралась.
– Ладно, дело хозяйское, а мое дело, как гостеприимного хозяина, предложить, – сказал он и принялся дожевывать оставшиеся печенья.
А Любава незаметно рассматривала его.
Высокий лоб, острый нос, рыжевато-русые, довольно коротко остриженные волосы и глаза, как у лиса, переменчивые, в зависимости от падающего на них света – то желтовато-зеленые, то зеленовато-коричневые… Красавцем его, конечно, не назовешь, но, как говорит их начальник Василиса Воеводина, следователь Наполеонов чертовски обаятельный мужчина. За время совместной работы Любава привыкла к его небольшим странностям и была согласна с мнением большинства оперативников, что со следователем Александром Романовичем Наполеоновым работать можно, и очень даже неплохо. Он ценил хорошо сделанную работу и не забывал похвалить взвешенную инициативу, приветствовал и никогда не присваивал себе чужие заслуги. Хотя… Как говорят те же оперативники, знающие следователя не один год, Наполеонов охотно прибегает к подсказкам своей подруги детства частного детектива Мирославы Волгиной. Но кому какое дело до их отношений, они и сами без посторонних как-нибудь сочтутся славой. И если Волгина предпочитает отдавать лавры Наполеонову, значит, это устраивает обоих.