И он так же возбужден, как она.

Харрисон снял с нее блузку и расстегнул пуговицу на юбке. Фрэнки сглотнула, когда молния юбки поползла вниз. Она остро чувствовала, что осталась только в кружевном белье. Румянец, окрасивший щеки Харрисона, приковал ее взгляд к его лицу. На нем застыло жадное, всепоглощающее желание. Он смотрел на Фрэнки так, словно не верил, что она из плоти и крови.

Харрисон сел на кровать, открыл ящик прикроватной тумбочки, вытащил презерватив и надел его. Он многозначительно взглянул на Фрэнки, присевшую рядом.

– В моих фантазиях ты заковала меня в наручники. – Его жаркий взгляд опалил ее с головы до ног. – Но на самом деле они тебе не нужны. Ты и так полностью подчинила меня себе.

Харрисон запустил пальцы в ее трусики и снял их. Когда его ладонь накрыла заветный треугольник, Фрэнки едва не задохнулась. Ее руки легли ему на плечи в поисках опоры.

– Я не возражаю, если женщина меня связывает, – говорил Харрисон. – Но тебе это не требуется. Будь такой же страстной и чувственной, какой была в моих снах.

Фрэнки закрыла глаза, услышав его хриплый голос. Ее тело содрогнулось. Там, где он ее ласкал, стало жарко. Бедра задвигались помимо ее воли. Это было невероятно.

Харрисон, продолжая интимные ласки, положил одну ладонь на ягодицы женщины, удерживая ее.

С губ Фрэнки сорвался низкий стон.

– Хорошо, – прошептал он, готовя ее к самому главному. – Вот так, моя сладкая.

Харрисон лег и положил ее на себя. Фрэнки сжала бедрами талию мужчины. Глаза его, в которых горела неприкрытая страсть, проникали в самые дальние тайники ее души.

– Подари мне себя. Ты так на меня действуешь… – вдруг признался он. – Я не могу объяснить…

Фрэнки тоже не могла ничего объяснить, но поняла, о чем он говорит, потому что сама чувствовала то же самое. Между ними возникла какая-то невидимая связь. Она прижалась к губам Харрисона, словно хотела подарить ему свою душу. Она чувствовала, как пульсирует его горячая твердая плоть.

– Скажи, – выдохнул он, – если тебе будет больно.

Но Фрэнки испытывала только голод. Чувственный голод, который мог удовлетворить Харрисон. Ей хотелось ощутить его внутри себя, но, когда они слились, этого оказалось недостаточно.

– И что я сделала? В твоих фантазиях? – прошептала она.

– Ты оседлала меня, как амазонка.

Глаза Фрэнки расширились. Она приподняла и опустила бедра, заставляя Харрисона проникнуть еще глубже. В глазах мужчины горел огонь. Он помогал ей двигаться, пока не установил ритм.

Наслаждение накатывало волнами, однако тело Фрэнки жаждало настоящего шквала. Она сильнее сжала плечи Харрисона.

Он дарил ей ни с чем не сравнимое наслаждение. Когда она оказалась на гребне самой высокой волны, ее спина выгнулась, из груди вырвался стон.

Придя в себя, Фрэнки увидела устремленный на нее жаркий взгляд Харрисона, смутилась и опустила глаза.

– Нет, смотри на меня, – приказал он. – Ты невероятна.

Фрэнки положила руки ему на грудь и задвигала бедрами. Он сильнее сжал ее ягодицы. Ритм ускорился. Фрэнки почувствовала, как в ней снова растет напряжение, обещающее рай. Через несколько секунд она во второй раз погрузилась в море наслаждения. Откуда-то издалека до нее донесся хриплый стон Харрисона, а затем дрожь сотрясла его тело. Никогда еще ей не было так хорошо. Никогда еще у нее не появлялось ощущение, что по-другому и быть не может.

«Но это неправильно», – прошептал внутренний голос. Харрисон ее босс, пусть и временный. А она только что занималась с ним сексом. И не важно, что это был фантастический секс.

Харрисон заглянул ей в лицо и нахмурился:

– Перестань думать.

– Я не могу думать, – возразила она. – У меня в голове каша.

– Вот и хорошо. – Харрисон встал, снял презерватив и вернулся к Фрэнки, запустив палец под ее черный кружевной бюстгальтер.

– Как он мог остаться?

Он лег рядом с ней. Глаза Фрэнки жадно впитывали его мужское великолепие. Он сжал ее руку.

– Тебе было не по себе, когда ты говорила обо мне с Леонидом.

– Нет. Я действительно считаю тебя хорошим человеком. Хотя мне не нравится то, что может произойти с компанией Леонида. «Массериас» принадлежит моей семье тридцать лет. Если бы кто-нибудь купил наш ресторан и все там изменил, это разбило бы мне сердце.

Харрисон гладил ее пальцы. Фрэнки хотелось застонать.

– Почему ты не стала заниматься семейным бизнесом, если ресторан тебе дорог?

– Мои родители мечтали об этом, но я искала свой путь. Сколько себя помню, я всегда хотела работать личной помощницей. Мне казалось, что это классная работа. К тому же я люблю бросать вызов.

– Классная? Работать на такого тирана, как я?

– Ты особый случай… Ладно, – вздохнула она. – Мне нравится работать с тобой, когда ты в настроении. Ты необыкновенно умен.

Харрисон взял другую ее руку и принялся проделывать с ней то же, что и с первой.

– Только умен?

– Напрашиваешься на комплимент? – улыбнулась Фрэнки. – Ты и сам знаешь, что ты потрясающий мужчина. Должна признаться, ты понравился мне с самого начала.

– Ведь ты увлеклась моим братом, – поднял бровь Харрисон.

Она покачала головой:

– Кобурн привлекательный и очень милый, мне нравится с ним работать, но я никогда не была им увлечена.

– Ты поклоняешься ему, как идолу.

– У вас обоих непомерное самомнение, – заявила она. – Я никогда не поклонялась Кобурну. Он замечательный человек. Он относится ко мне как к равному, уважаемому сотруднику.

Харрисон нахмурился:

– Ты и в самом деле такая. Ты отличный работник. Фрэнки просияла.

– Но с тобой я сначала была сама не своя, – призналась она.

– Потому что твои мысли были заняты не тем, чем надо. Впрочем, как и мои.

Ее щеки зарделись, и Фрэнки решила не отвечать.

– Мои родители не хотели, чтобы на первом месте для меня стояла карьера. Я была средней ученицей в школе. Они считали, что я должна работать в ресторане, потому что мне хорошо удается ладить с людьми. – Ее губы изогнулись. – Папа говорит, что у меня талант.

– Соглашусь с ним.

Харрисон расстегнул ее бюстгальтер. Фрэнки позволила ему снять его и удовлетворенно вздохнула, почувствовав его ладони на своих грудях.

– Как насчет твоих братьев и сестер? Они все трудятся в ресторане?

– У меня их пять: нейрохирург, психолог, инженер-химик, банкир. А двадцатишестилетнему Сальваторе принадлежат фитнес-центры, разбросанные по стране.

– Это тот, который забыл про торт?