Расмус сидел на полу подвала, сложив ноги, как заправский портной, и старательно зашивал сумку.

– Жаль, по труду у меня вечно были двойки, – вздохнул он.

– Отлично шьёшь, – одобрил Понтус. – Это какой шов, «вперёд иголку»?

Расмус глянул на свою работу:

– Не-а, по-моему, это называется «через край»! Хотя я не уверен. Ладно, главное, готово.

Они отнесли сумку обратно в ларь из-под картошки, и Расмус ободряюще похлопал её:

– Интересно, что скажет Альфредо, когда найдёт записку?

Накануне они на всякий случай сняли со склада вывеску, и теперь она лежала в сумке, в старой маминой ступке, в качестве привета: «Если вам снова понадобится подобный товар, обращайтесь в ОАО “Объединённый утиль”, владельцы Понтус Магнуссон и Расмус Персон».

Понтус расхохотался:

– Дорого бы я дал, чтобы посмотреть на его лицо в тот момент! А теперь бежим отсюда!

Ах, почему он не сказал этого раньше? Бежать было уже слишком поздно. В ту же секунду на лестнице раздались шаги. В подвал спускались двое, один из которых произнёс:

– У тебя есть слабые нервы, старина Эрнст, и всегда быть.

Расмус с Понтусом в панике переглянулись. Теперь им точно крышка. И Растяпе. И серебру. Из этих тисков им не вырваться.

Ну пусть что-нибудь случится, подумал Расмус.

И словно в ответ на его мольбы на лестнице послышался грохот. Расмус ухватил Понтуса за плечо:

– Быстро!

Они рванули что было сил, и в тот момент, когда Понтус щёлкнул замком склада «Объединённый утиль», услышали яростный рёв Альфредо:

– Да помогать же мне подняться, Эрнст! Эти ступеньки сделать специально, чтобы люди ломать на них ноги!

Они спаслись в последний момент. И теперь с бьющимися сердцами стояли внутри склада и сквозь щель в стене смотрели, как Альфредо открывает висячий замок, который они закрыли несколькими секундами раньше.

– Теперь ты видеть, Эрнст!

Эрнст что-то злобно буркнул.

– Ты видеть, – повторил Альфредо. – Зря ты сомневаться в крошка Берта. Печать не трогать, никто не трогать.

Проснувшись в пятницу утром, Расмус сразу вспомнил: «Сегодня я заберу Растяпу! Не завтра, не на следующей неделе – сегодня! И он снова будет лежать рядом».

Расмус сложил пальцы так, словно хотел погладить Растяпу. Он отлично помнил, какова на ощупь его жёсткая шёрстка. Ладони знали её так хорошо, что, казалось, собака здесь, рядом.

Расмус очень скучал по Растяпе, но уже не тосковал так, как накануне. Теперь он знал, что вечером все несчастья закончатся, и заранее радовался.

Он стоял у окна, одевался и насвистывал. Какой хороший день… правда, дождь. Весь сад был укрыт мягким серым одеялом тумана. На лужайку насыпались яблоневые лепестки, и она тоже была будто под одеялом, только снежным. И какая тишина! Даже дрозд молчал – может, ему не нравился дождь? Правда, Расмус и сам не очень-то любил дождь, но сегодня ему было всё равно – ведь сегодня он заберёт Растяпу.

Жаль только, что нельзя было сказать об этом маме – она чуть не плакала из-за него.

– Он никогда не убегал так надолго, – вздохнула она. – Целые сутки… Куда же он мог подеваться?

Расмус беспечно погладил её по щеке и попытался успокоить:

– Не волнуйся, мама, вот увидишь, он вернётся.

И в школе всё было хорошо. Он умудрился ответить почти на все вопросы, кроме одного, им раздали тетрадки по чистописанию, и там было всего две ошибки, а господин Фрёберг сказал, что, если Расмус Персон начнёт использовать по назначению то, чем наделил его Создатель, он научится отлично считать.

На перемене они с Понтусом стояли в луже на школьном дворе, тихонько перешёптывались и радовались, вспоминая про Растяпу и про сумку в картофельном ларе госпожи Андерссон.

Расмус снова начал жалеть Приккен. Бедняжка, раньше она на всех переменах прохаживалась по двору с Юакимом, а теперь болтается возле гимнастического зала с остальными девчонками, а Юаким стоит неподалёку с какой-то темноволосой девицей, которая начинает хохотать, едва только он откроет рот. Вот балбес, неужели он не видит, что Приккен в сто раз лучше? Не то чтобы Расмус начал присматриваться к девочкам, вовсе нет, но ведь Приккен в своём зелёном дождевике и с волосами, которые от дождя чуть-чуть завиваются на висках, и вправду самая хорошенькая во всей школе! И Юакиму следовало бы это заметить. Вот бы подойти к нему, взять за породистый баронский нос да отвести к Приккен, раз уж она совсем без него не может! В день, когда к нему вернётся Растяпа, все должны быть так же счастливы, как он: и Приккен, и мама с папой – тем более что они ещё не очень старые, – и даже учителя.

Сразу после уроков они с Понтусом побежали на Вшивую горку.

– Я хочу точно знать, когда и где мне его отдадут, – объяснил Расмус. – Мы же можем просто спросить. Не думаю, что они на это разозлятся.

Вшивый рынок стоял мокрый и пустой. Старики и носа не высовывали на улицу, только с интересом смотрели в окна на две фигурки в дождевиках и резиновых сапогах, со всех ног бегущие по лужам явно в направлении аттракционов. И кому охота на аттракционы в такую погоду?

Парк и правда выглядел так печально, как только может выглядеть парк с аттракционами дождливым вечером в пятницу.

Притихшие карусели напрасно ждали желающих покататься – девушки, зазывавшие попытать счастья, стояли с таким видом, точно умирают от тоски, всемирно известный шпагоглотатель Альфредо не выступал. Под барабанящим дождём, утопая в грязи, стояли в кустах сирени вагончики. Весь уют с них точно смыло, они казались грустными и убогими.

– Как в воду опущенные, – заметил Понтус, размётывая брызги на бегу. Под кустами было сыро, тяжёлые от дождя гроздья сирени свисали вниз – стоит только подойти, и обрушится целый водопад.

Дверь в вагончик Альфредо была закрыта, и Расмус нетерпеливо постучал.

– Кто там? – послышался голос Берты.

– Это мы, – ответил Расмус.

Дверь открылась, и на пороге показался Эрнст, тоже как в воду опущенный.

– Ах вот как, вы уже здесь?

Расмус выжидающе смотрел на него:

– Мы только хотели спросить, когда можно забрать Растяпу?