Кир ничего не спросил и никак не прокомментировал, несмотря на взгляд, по которому становилось понятно – он готов меня выслушать. Сказать – значило притащить богоподобного Вальдемара в сегодняшний день, а я поклялась себе оставить его во вчерашнем.

Кирилл ждал моей инициативы, а с ней у меня были трудности. Мне никогда не приходилось проявлять инициативу в отношении мужчин, тем более в интимной сфере. И, что ещё хуже, я никогда не стремилась к этому. О да, я отлично понимала, как несовременно, нелепо и жалко выглядит такое поведение. Эмансипированная, феминистично настроенная часть меня, должно быть, была возмущена феодальными замашками оставшейся части сознания, но я ничего не могла с этим поделать.

У меня имелся опыт общения с мужчинами. Даша считала, что это не опыт, а мышиные слёзы, меня же цифра «три» вполне устраивала. Посудите сами. С Вальдемаром я начала встречаться в девятнадцать лет, а до него успела закрутить аж два романа. Не такой и плохой результат.

С первым своим мужчиной я познакомилась в Беллинцоне – городке в италоязычной Швейцарии. Виктор по происхождению швейцарец, а по натуре итальянец, был старше меня более чем на десять лет. Он так громко, ярко, выразительно восхищался всем, что было мною – восемнадцатилетней девчонкой, случайно, с компанией друзей оказавшейся в городе трёх замков, что не оставил мне ни единого шанса отказать ему.

Конечно, я понимала, Виктор – не любовь всей моей жизни, мы расстанемся, чтобы не встретиться никогда в жизни, как только я уеду, но с уверенность могу сказать – о подобном первом разе мечтает каждая девушка. Виктор околдовал меня, влюбил в себя, в стены замков, окрестности, во всё, что происходило в те дни. Узнав, что это мой первый сексуальный опыт, он заставил свечами не только номер, в котором мы встретились ночью, но и небольшой дворик, куда выходили окна.

Романтичная, прекрасная ночь и волшебное утро. У меня остались упоительные воспоминания, ничем, никак не омрачённые. Уезжая, махнув на прощание рукой первому мужчине в своей жизни, я чувствовала необычную лёгкость и слепящее, как утреннее нежаркое солнце, счастье. Тогда я не проявляла инициативу. Ни днём, отдав инициативу знакомства Виктору, ни ночью, среди ароматов свечей и лёгкого дуновения ветра из открытых окон.

Второй роман у меня случился через несколько месяцев после событий в Беллинцоне. Гаспар, окончив университет, перебрался на Тирренское побережье и поселился недалеко от меня. Мы познакомились, встретившись взглядом в кафе неподалёку от наших домов. Может быть, не заболей чёртовым раком бабушка Зина, у нас бы был многолетний роман, закончившийся шумной итальянской свадьбой. Родились черноглазые кудрявые дети, а жили бы мы на совместной вилле с видом на Тирренское море. Но я уехала в далёкую Россию, звучавшую для Гаспара так же, как для меня Хакасия, и больше я о нём не слышала. Мы, конечно же, переписывались и созванивались, но к моменту ухода бабушки Зины я не вспоминала о кареглазом соседе.

С Гаспаром я тоже не проявляла инициативу. Ни в общении, ни в кровати. Скорее всего, тому виной жгучий темперамент мужчины, не оставлявший мне времени на инициативу. Он был готов всегда, везде, в любой, самый неподходящий момент. Я соглашалась, потому что с Гаспаром было легко, непринуждённо, весело. Потому что чувство, когда тебя остро хотят, постоянно нуждаются в близости – наркотик, от которого невозможно отказаться. Потому что начинала испытывать ответное неистовое желание, стоило Гаспару провести ладонью под юбкой или оставить дорожку из поцелуев за ухом.

С Вальдемаром речи об инициативе не шло никогда. Незаметно, само собой вышло, что всё и всегда решал он. Куда мы едем, с кем общаемся, когда и в какой позиции занимаемся любовью. Невозможно представить, чтобы Вальдемар пошёл на поводу женской инициативы, о какой бы сфере жизни ни шла речь. Патриархально настроенная часть меня никогда не оспаривала безусловное мужское право, а эмансипированная, через несколько лет тесного общения с потомком богоподобных германских викингов, заснула летаргическим сном.

Сколько бы я ни понимала, что Кир ждёт инициативы от меня, проявить её не могла. Здесь и сейчас я была гибридом неумелой, восторженной девчонки в Беллинцоне, желающей получить море восхитительных впечатлений от происходящего, и бледной тенью рядом с богоподобным Рихтером, отдающей себе отчёт в неуместности собственной инициативы.

У меня парализовывало руки, сковывало движения. В прошлом, не имея опыта, я действовала увереннее и чувствовала себя раскованней, чем в тот вечер в доме Кира, когда ожидание повисло тяжёлой пеленой, грозя захлопнуть меня, спрятать от происходящего, как ракушка.

Я не хотела прятаться, я желала близости с Киром. Моё тело устраивало демарши, не давая ночами спать, а днями думать о чём-либо, кроме секса с ним. Организм грозил взорваться в любой момент. Воображение подкидывало картинки, от которых самая продвинутая часть моей натуры покрывалась стыдливым румянцем. И это же тело отказывалось сотрудничать с разумом, сковывая руки, ноги, пальцы. Когнитивный диссонанс.

Кир подтянул меня, когда я оставляла поцелуи на гладковыбритом, немного обветренном лице. Пальцы скользили в мягких, коротко стриженых волосах, слегка царапая затылок, опускались по мужской шее. Там, под воротом футболки, кожа была горячая, безумно хотелось прижаться.

Кирилл сдерживал себя, это чувствовалось настолько остро и терпко, что становилось душно. Я не хотела, чтобы он сдерживался, желала, чтобы он отпустил себя, разрешил себе, и одновременно боялась этого. Последствий. Неизбежного тонического торможения.

Он зеркалил мои движения – это стало внезапным и вдруг очевидным решением. То, на что я была готова – я демонстрировала наглядно. Мой поцелуй – его поцелуй. Моё движение – его движение.

Я опасалась – Кир не выдержит эту игру, напомнит, в чьих руках сила, нависнет надо мной, лишая свободы действий. Убьёт зыбкую гармонию между нами.

Но он играл по нечаянно установленным правилам, не пересекая границу дозволенного. Делился обманчивой иллюзией, что решаю именно я. Что силы и возможности в моих руках – небольших и несильных по сравнению с его размахом плеч, мышцами, ладонями, с силой, таившейся в них.

Совсем несильно Кир подтянул меня, когда я, ставшим привычным движением, оседлала его, оставляя поцелуи на гладковыбритом, немного обветренном лице. Пальцы скользили в мягких, коротко стриженых волосах, слегка царапая затылок, опускались по мужской шее. Там, под воротом футболки, кожа была горячая, и безумно хотелось ощутить эту горячность всем телом, прижаться, почувствовать вкус, запах, текстуру.

Широкие ладони Кира скользили по моей пояснице, ныряя под футболку, оставляя пылающие следы на коже, пробираясь по миллиметру выше и выше, тогда как я уже сняла раздражающий меня кусок трикотажа с Кира. До этого момента я видела его оголённый торс не один раз, но настолько близко – впервые. Сказать, что я испытала восторг – ничего не сказать. Ряд небольших родинок у левой ключицы стал неожиданностью, как и небольшой, тонкий шрам в районе объёмного бицепса. Оставив поцелуй у шрама, я прошлась губами выше, скользнула к родинкам и замерла на шее, чувствуя, как дёрнулся кадык.