– В чем дело? – спросил я ее напряженным голосом.

Очень не понравилось мне такое вступление. И сама Громовамне сегодня очень не понравилась. Правда, вчера она тоже не вызывала у менятеплых чувств.

– Дело в том, гражданин Журавлев, что следствие располагаетна сегодняшний день новыми, очень весомыми уликами. Поэтому, прежде чем япредъявлю вам эти улики, хочу спросить – может быть, вы все-таки сделаете чистосердечноепризнание? Сейчас еще не поздно. Я могла бы оформить это как явку с повинной,хотя… хотя это и против моих правил.

Она снова сняла очки и уставилась куда-то мимо меня. На лицеее читалась откровенная неприязнь.

– Мне не в чем признаваться, – ответил я твердо.

– Очень жаль! – Громова снова надела очки и придвинулак себе какой-то документ. – Вот выдержка из отчета судмедэксперта, –пояснила она и стала читать: – «Характер нанесенных ран, расположение разрезатканей… говорят о том, что человек, нанесший проникающее ранение, послужившеепричиной смерти Ковалевой М.В., был меньше ростом, чем потерпевшая…» – Громоваотодвинула бумагу, подняла на меня глаза и повторила: – Меньше ростом, чемпотерпевшая. Но это, конечно, не очень существенно. Гораздо существеннеедругое…

Она выдвинула верхний ящик своего стола, но ничего оттуда невынула, вероятно, играя на моем нервном состоянии, хотела заставить меняволноваться, гадать, что у нее там такое.

– Гораздо существеннее, – повторила она, – то, чтонашел вчера ребенок, игравший во дворе в непосредственной близости от местапреступления. Ребенок, к счастью, принес свою находку домой, а его родителиоказались людьми сознательными и неравнодушными и незамедлительно передалинаходку в руки следствия…

С этими словами Громова вынула из своего ящикаполиэтиленовый пакет, в котором лежала стальная заточка. Анна Николаевнапоказала мне эту заточку с таким видом, с каким фокусник в цирке показываетпублике извлеченного из шляпы кролика, и, видимо, ожидала если не рукоплесканий,то моего немедленного признания. Наверное, она ждала, что я вздрогну,побледнею, упаду на колени и закричу: «Судите меня! Этой заточкой я убилМарианну Ковалеву и еще семнадцать человек, включая одного водителятроллейбуса!»

Но я эту заточку видел первый раз в жизни, никакой истерикине закатил, чем очень разочаровал Громову. Она снова сняла очки, положила их настол рядом с заточкой и продолжила поскучневшим голосом:

– Судмедэксперт подтвердил, что найденная заточка скореевсего является орудием убийства Марианны Ковалевой. К сожалению, единственныеотпечатки пальцев, найденные на орудии убийства, принадлежат Коле Мухину восьмилет, который нашел заточку.

– А Колины родители? – поинтересовался я.

Громова с любопытством на меня взглянула, но после небольшойпаузы ответила:

– Колины родители были аккуратны и взяли заточку носовымплатком. Вот. Но зато проведенные в судебно-медицинской лабораторииисследования показали наличие на заточке следов крови. Причем на лезвииобнаружены следы крови второй группы, совпадающей с группой крови убитойМарианны Ковалевой, а на рукоятке – следы крови, не совпадающей с кровьюубитой. Вероятно, убийца, нанося смертельный удар своей жертве, слегка поранилсебе ладонь. Так вот, – Громова сделала драматическую паузу, уставившисьна меня холодным внимательным взглядом, – кровь на рукоятке заточкиотносится к очень редкой четвертой группе.

Надо сказать, на этот раз она действительно заставила менявздрогнуть. И кажется, мое волнение не укрылось от ее взгляда. Она чуть заметноусмехнулась одними уголками губ и продолжила:

– Мы, знаете ли, даром времени не теряем и государственныеденьги зря не расходуем. С санкции прокурора следствием изъята в поликлиникеномер сто двадцать семь ваша медицинская карта.

С этими словами Громова положила перед собой тоненькуюпотрепанную желтоватую папочку, водрузила на нос очки и, снова выдержавэффектную паузу, громко прочла:

– Журавлев Андриан Алексеевич… год рождения… адрес… группакрови – четвертая. – Она подняла на меня глаза и с чувством произнесла: –Как вы можете объяснить подобное совпадение?

– Дурдом, – коротко ответил я и отвернулся.

– Вы по-прежнему не хотите сделать чистосердечное признание?

Естественно, я знал, какая у меня группа крови, и когда онасказала, что на заточке нашли такую же, у меня в животе образовался какой-толедяной комок. Что же это происходит? Случайное совпадение обстоятельств илименя кто-то намеренно подставляет? Однако я сохранил невозмутимое лицо и твердоответил:

– Мне не в чем признаваться.

– Очень жаль. – Громова отодвинула в сторонумедицинскую карту и неожиданно приказала: – Руки! Покажите мне ваши руки!

Я протянул вперед руки, но она уточнила:

– Ладонями кверху!

Я повернул к ней ладони. После вчерашних приключений рукимои все были в ссадинах и царапинах. Громова смотрела победно:

– Как вы объясните происхождение этих царапин?

– Тренировался, – спокойно ответил я. – Вы жезнаете, что я занимаюсь карате. Ну вот и ломал кирпичи, доски всякие… Видели вкино?

– Видела, и не только в кино, – ответила она.

– Если бы у меня был единственный порез на правой ладони –это работало бы на вашу версию, – я перешел в наступление и даже немножкопридвинулся к ее столу, – а такое большое количество царапин и ссадинровным счетом ничего не доказывает! И самое главное – во время убийства я былдома! Вы не забыли? У меня алиби!

– Вот именно о вашем алиби я тоже хотела кое-чтосказать. – Громова состроила брезгливую гримасу и снова сняла очки. –Есть ли у вас совесть, Журавлев? Втягивать в свои темные дела старого человека,привязанного к вам… заставлять врать…

Этого я не выдержал: кровь прилила к лицу, я вскочил икрикнул:

– Что вы болтаете? Я бабушку ничего не заставлял делать! Онаврать вообще не умеет!

На мое плечо опустилась тяжелая рука милиционера, которыйрявкнул мне прямо в ухо:

– Сидеть!

Громова, невольно отшатнувшаяся, мгновенно отреагировала:

– Вот именно. Она не умеет врать! Когда вчера с нейразговаривал наш человек, она смутилась и сказала, что в первый раз была не совсемточна в своих показаниях и это ее мучает. В тот вечер, когда произошло убийствоМарианны Ковалевой, она на какое-то время задремала, сидя в кресле. Довольнонадолго задремала, может быть, на час или полтора, и не может уверенно сказать,были ли вы все это время дома. Может быть, ушли и потом вернулись. Так чтоалиби ваше, гражданин Журавлев, трещит по швам.

Я очень разозлился. Эти сволочи приходили, оказывается, безменя и снова терзали бедную бабулю своими расспросами… Ну можно ли так мучитьстарого человека? Кажется, последние слова я сказал вслух, потому что Громоваответила: