— Положи на место.

И она вернулась, бросила жилетки на пол, выбежала вон, пошла за Эй-Джеем.

Они проскочили мимо подожженной «мазды эм-экс5». В воздухе витала поразительная энергия, и то, что Кориандр ощущала гортанью, был не дым горевших автомобилей, а резкий, бодрящий вкус гнева. Бунтовщиков разозлило убийство Марка Даггэна[27] четырьмя днями раньше, их злили годы несправедливого поведения полиции, а полицию злило беззаконие этого протеста и насилие, которым полиции угрожали. Годы гнева, годы озлобленного, враждебного, насупленного сосуществования бурлили, всё готово было вскипеть. Фантастика.

— Дело тут не в протестном настрое, — объяснил потом ей Джексон, друг Эй-Джея, когда они отдыхали в Лондон-Филдз, попивая «Стронгбоу» и куря траву. — А в том, чтобы показать пяти нулям[28], что нечего им тут разгуливать и доматываться до молодых, чтоб оно им с рук сходило. Вот мы и собираемся раздолбать округу и показать им, что, когда в следующий раз подобную херню устроят, будет вот так. Похуй на 2012-й и на Олимпиаду. Если все к тому сводится, мы и это обосрем. Нефиг гоняться за ребятами вот так. Я иду по улице, полиция им рассказывает, как они у них наркоту нашли и всякое такое. Мы тебя обыщем. А если не обыщем, заберем тебя в участок и обыщем голышом. Они доматываются. Вот такое им устроят, значит, и я рад, что оно устраивается. Я не радуюсь, что того паренька убили. Но полиция огребет что надо, потому что они доматываются. Произвол.

* * *

Домой в тот день Кориандр вернулась после десяти. Мать уже была в постели, брат играл в какую-то игрушку на «Икс-боксе», но Кориандр хотелось с кем-нибудь поговорить, и она пошла искать отца. Дуг сидел за столом — все еще возился со статьей.

— Эй, пап, — сказала она.

— Эгей, — отозвался он, откидываясь на крутящемся кресле, закладывая руки за голову и потягиваясь.

— О чем пишешь?

— Пытаюсь изложить соображения о беспорядках. Не очень получается.

— Почему?

— Наверное, плохо понимаю, что́ я об этом думаю.

— Можно глянуть?

— Конечно.

Он пошел заварить себе кофе, а Кориандр уселась за его стол и прокрутила страницу на экране. Дуг вернулся с кружкой в руке и спросил:

— Ну, что думаешь?

— Годится, — сказала она.

— Годится?

— Да просто… — Она бросала слова с беззаботностью, на какую способны лишь четырнадцатилетки. — Наверное, такой вот материал и ожидаешь от человека, который живет, как ты.

— В каком смысле? — с ужасом спросил он.

Кориандр уже уходила из комнаты. Помедлила на пороге ровно столько, чтобы успеть сказать:

— Почаще выходить на улицу надо.

Черт, подумал он, даже моей дочери это видно. Он постоял несколько секунд, переживая нанесенный удар, а Кориандр уже взбиралась на два этажа к себе в спальню. Дуг крикнул ей в спину:

— А ты где вообще была весь день?

Но ответа не последовало. Вскоре из колонок на пределе громкости понеслась «Одна нечестивая война».

Беспорядки продолжались несколько дней и охватили другие города, в том числе Бирмингем.

В среду после обеда посыпались сообщения о массовом присутствии полицейских на улицах, о толпах мятежников в центре города и о стихийных отдельных группах мародеров, болтавшихся на окраинах, и Иэну в тот день посоветовали свернуть вечерние занятия пораньше и отпустить всех по домам.

Покидая через несколько минут здание на Колмор-роу, Иэн тут же понял, что в городе все не как обычно. Сотни молодых людей высыпали на улицы, многие — в толстовках с капюшонами, лица скрыты. Столько же, если не больше, было вокруг и полицейских в светящихся жилетах и со щитами. Несмотря на то что попадались белые протестующие и черные полицейские, противостояние казалось бесспорно расовым. Путь домой был к западу и занимал у Иэна несколько минут, но из природного любопытства он решил немного побыть в городе, побродить в толпе, дух которой сейчас, казалось, был скорее скучающим без цели, нежели накаленным.

Завершался жаркий августовский день, и, несмотря на беспорядки, многие все еще пытались пройтись по магазинам или просто добраться из одной части города в другую. Опять-таки, в основном то была молодежь, но попадались и пожилые покупатели, и дети на вечерней прогулке с родителями. Полиция орала в мегафоны на всех, чтобы расходились, расступались, чтобы ради собственной безопасности шли домой. Иэн продрался сквозь малоподвижную, путаную толпу и преодолел Черри-стрит до Корпорейшн-стрит. Задумался, нет ли где-то рядом его друга Саймона Бишопа. Они с Саймоном росли в Кёрнел-Магне вместе, Саймон теперь был полицейским второго уровня в территориальной группе поддержки полиции Уэст-Мёрсии. Работал он в Вулверхэмптоне и последнее время нес службу в основном за столом, но Иэн знал, что пару лет назад Саймон записался добровольцем на усиленную подготовку к подавлению уличных беспорядков, и в такой вот день его, скорее всего, вывели бы на улицы. Сегодня в центр Бирмингема небось стянули всех до единого полицейских запада Средней Англии — если судить по их количеству.

Иэн остановился у «Макдоналдса» и коротко переговорил с молодой женщиной, медлившей в нерешительности вместе со своей дочкой-подростком.

— Хочу добраться до станции «Нью-стрит», — говорила она, — но к ней не подойдешь.

— Давайте, — сказал он, — перекинемся с ними парой слов. Должны пропустить.

Он направился под горку, вниз по Корпорейшн-стрит к Нью-стрит, проталкиваясь сквозь толпу и время от времени проверяя, поспевают ли за ним женщина с девочкой. Большинство людей расступалось и пропускало их, но попадались группы молодежи (прямо-таки детворы), державшейся решительно враждебно, — эти отказывались уступать или даже смыкали ряды, не давая пройти. Но самыми сомкнутыми, как выяснил Иэн, была шеренга полицейских, не пускавших на Нью-стрит.

— Извините, никто дальше не проходит, — сказал констебль, угрожающе поднимая щит, чтобы не дать им протиснуться. — К станции — только в обход. Ради вашей же безопасности.

— В смысле? — спросил Иэн. — Ничего ж не происходит.

— Скоро начнется, приятель.

— Послушайте… спасибо, — сказала женщина, беря дочь за руку и отправляясь в другую сторону, к городской ратуше, где толпа была гораздо жиже. — Попробуем вот так, думаю. Берегите себя!

— И вы! — крикнул Иэн им вслед.

Он вскинул руку в коротком прощании, и тут высокий мускулистый парень в сером худи и мешковатых штанах налетел на него, а когда Иэн протестующе выкрикнул «эй!», парень развернулся и вроде бы собрался что-то сказать в ответ, однако, успев учесть рост и телосложение Иэна, отказался от этой мысли. Миг они оценивали друг друга, и Иэн заметил, что у парня из кармана что-то торчит. Кажется, рукоятка очень большого молотка. Парень двинулся обратно к Корпорейшн-стрит, Иэн машинально пошел следом. Держал его в поле зрения, пока они проталкивались сквозь все более беспокойные толпы. Миновав пол-улицы, парень остановился и прибился к группе своих друзей. Их было человек пять-шесть. Иэн встал ярдах в десяти от этих ребят, поглядывая на них, но стараясь наблюдать не слишком заметно. Ребята вроде бы ничего такого не замышляли, просто болтали и смеялись. С нижнего конца улицы, возле строя полицейских, начали скандировать — какие-то антиполицейские кричалки, слов не разобрать, — а дальше послышались вопли, будто началась потасовка. Иэн вытянул шею — поглядеть, что происходит. Настроение на улице явно менялось, и Иэну эта смена не понравилась. Глубинная угроза насилия поднималась к поверхности, и Иэн впервые уловил стрекот лопастей полицейского вертолета, кружившего в небе. Возможно, разумно было бы по-быстрому двигать домой. Но как раз когда Иэн задумался над этим, раздался громкий, убийственный удар и звон бьющегося стекла. Иэн развернулся на звук и увидел, что парень, за которым он шел, вытащил молоток и крушит им витрину кондитерской лавки. Остальные тоже были при молотках и здоровенных деревяшках, кроме одного — он вырвал мусорный бак из гнезда в мостовой и несколько раз саданул им в витрину. Стекло оказалось крепким, и пробить его насквозь пока не удавалось. После Иэн задумывался: «Почему кондитерская лавка? Из всех магазинов почему именно кондитерская?» — но в тот миг он не остановился поразмыслить. Что-то включилось — может, не совсем далекое от некого раздражения на этого парня; раздражения, вспыхнувшего, когда тот протолкался мимо несколько минут назад, — и Иэн пробился сквозь толпу, которая наблюдала за этим хулиганством, либо получая от него удовольствие и подбадривая участников, либо заворожившись этим зрелищем в безмолвном ужасе, схватил того парня за руку и что-то ему сказал — что-то дурацкое типа: «Ты какого черта творишь? Это ж, бля, просто кондитерская лавка». И это последнее, что он помнил примерно два следующих дня.