– Что, казачок, вон какие у тебя кудри. Думаешь, завидую? Знаешь, что лысина – это способ Господа напомнить мне, что я человек, а не обезьяна! – Он звонко рассмеялся и получил под рёбра локтем от проснувшегося соседа. Тут как по команде начали просыпаться все в зловонной клоаке трюма.

Каперанг тоже проснулся, и они стали о чём-то тихо перешёптываться со старшиной, присевшим возле него на жалобно заскрипевшие доски нар. Увидев, что подхорунжий тоже проснулся, старшина махнул ему рукой, приглашая сесть на край свободных нар. Вовка стал осторожно, пытаясь не разбудить вновь задремавших моряков, пробираться к ним. Когда он сел рядом, каперанг, неожиданно тепло усмехнувшись, спросил:

– Ты знаешь, что такое шкала Кардашёва? Нет, и не удивительно. Кто в сегодняшнем хаосе помнит ещё о таких теориях развития будущего нашей цивилизации. Его уже давно многие не видят и на горизонте – это пресловутое будущее. Всех заботит только, как бы выжить сегодня и сейчас.

Он замолчал, видимо задумавшись о чём-то своём, но резко встрепенулся и продолжил:

– Мы тут иногда устраиваем диспуты о высоких материях и теориях, чтобы совсем не оскотиниться и помнить, кем мы являемся. Я, знаешь ли, в молодости успел поплавать на одной из последних атомарин в Арктическом океане. Так вот, таких подлодок уже нет. Остались только наши дизельные лоханки, их ещё кое-как собирают, но качество, как и количество, просто кошмарно. На похожих подлодках плавали ещё сотню лет назад – регресс техники и энергетики во всей красе со всеми сопутствующими радостями. Так вот один мой сослуживец-энергетик говорил, что в 2050 году наша цивилизация достигла по шкале Кардашёва значения в 0,90 единиц, заметно превысив прогнозы, которые давали раньше, и всё из-за оптимизации использования ископаемых ресурсов, в то же время продолжая развитие проектов в сфере возобновляемых источников энергии, как-то солнечная, геотермальная, ветра, но не прекращая использовать и энергию атома. Но я хотел сказать не об этом, а поговорить, из-за чего мы сейчас там, где оказались. А для этого надо знать, что представляет из себя эта шкала. Так вот, с индексом в 0,90 двадцать лет назад мы почти достигли единицы. Поэтому, как следовало из теории Кардашёва, шкала имеет три категории, называемых соответственно тип I, II и III. Цивилизация I типа использует все доступные ресурсы, имеющиеся на её родной планете. Цивилизация II типа – обуздывает всю энергию своей звезды. Цивилизация III типа – своей галактики. Сама шкала является лишь гипотетической и с точки зрения современной цивилизации очень спекулятивной. Но по многим параметрам мы всё же достигли первого типа – криво, косо, но колонизировали Марс и осмотрелись более или менее в Системе. Но сейчас даже не имея возможности получить данные со всех концов нашего многострадального шарика, можно невооружённым взглядом увидеть стагнацию всего, на что глаз ни упадёт, и соответственно падение знаний, умений и энергопотребления всеми сторонами в этой бесконечной войне. О немногих орбитальных платформах я умолчу, так как латать и кое-как поддерживать в строю немногое оставшееся мы ещё в состоянии, но вот создать что-то подобное – уж вряд ли. Так вот – по этой же теории, большинство цивилизаций нашего типа на этой ступени развития самоуничтожаются, так сказать в процессе сложностей перехода на новый уровень развития. И мы, видимо, пошли по такому пути. Раньше ведь как говорили: «Война – двигатель прогресса». Вот мы и гнали этот прогресс, невзирая ни на что и ни на кого. А теперь имеем то, что имеем, и никто, кроме нас всех, в этом не виноват. Пока учёные искали признаки разумной жизни на других планетах, мы начали терять её на своей собственной. И я боюсь, что процесс уже необратим. Всё слишком затянулось, и мир уже просто невозможно взрастить на отравленных войнами руинах цивилизации.

В дальнем конце трюма опять завязалась драка. И они напряжённо замолкли, вглядываясь в полутьму, но вскоре всё закончилось. Очередные несколько тел проигравших упали в зловонную воду, а победители разразились диким воем. Каперанг тяжело вздохнул и продолжил:

– Видишь? До чего мы дожили! – Он устало махнул рукой в сторону только что закончившийся драки. – Мы долго карабкались на эту ступеньку, но ещё быстрее, всего за пару-тройку десятилетий, сумели растерять всё с таким трудом приобретённое поколениями до нас. Мне не долго осталось – да вас, ребята, жалко. Я был такой же молодой, как и вы, идеалист. Хотел что-то изменить к лучшему: поучаствовать, защитить – и из-за этого пошёл добровольцем во флот. Вот только время прошло, а изменить я и такие, как я, ничего не смогли, а только бились в кругу бесконечных проблем, словно не замечая или не желая замечать, что вокруг нас становится всё хуже и хуже… – Каперанг тяжело вздохнул и продолжал: – В русском языке нет названия для некоторых происходящих событий, но в других языках есть. Например, слово «куалункуизмо» в итальянском. Оно означает состояние, когда ты настолько устал от того, что происходит в политике и обществе, да и просто вокруг, что тебе уже нет ни до чего дела. По всей видимости, это-то с нами и произошло. На переднем плане остались только инстинкты выживания, а всё остальное оказалось не затребованным. Сейчас же я уже ни во что не верю и просто делаю то, что должен, и стараюсь спасти вас, ребята.

Старшина, шумно вздохнув, поднялся и по-товарищески, аккуратно и стараясь не задеть замотанные грязными бинтами раны, похлопал каперанга по плечу:

– Не надо, командир! Ты сделал всё что мог и ни в чём ни виноват. – И развернувшись, медленно пошагал, расплёскивая вонючую жижу на дне, куда-то в глубь тьмы, начинающей истончаться от пробившихся сквозь щели в бортах и палубе утренних лучей.

Никто не посмел его тронуть. А он словно и не испытывал страха, шагая между группками людей, ещё несколько минут назад с увлечением резавших друг друга, о чём свидетельствовали трупы, плавающие в одиночку и сваленные кое-где целыми кучками по всему трюму. От Вовки не укрылось, что, проходя возле греков, старшина, переступая через безобразно распухшее тело, что-то перекинул седому капитану, и того в мгновение ока закрыли спинами его матросы. А старшина как ни в чём не бывало пошагал дальше.

Трюм стал потихоньку просыпаться: раздались тяжёлые вздохи и ругательства просыпающихся пленников, отпущенных вновь, к их неудовольствию, из сладких, стирающих все горечи и несправедливости жизни, объятий Морфея. Вернувшийся откуда-то со стороны носа судна старшина разбудил всех, кто ещё пытался продлить сон. Он склонился к полулежащему на нарах каперангу и тихо, но так, чтобы было слышно и матросам, сказал одно только слово:

– Сегодня!

Южное солнце встаёт быстро, и уже через несколько минут снаружи начался очередной день. В этот раз вместо объедков и заплесневелых кусков чего-то непонятного, прямо на уже распухшее и плавающее под люком тело сомалийца, кожа которого за ночь превратилась из эбонитово-чёрной в пепельно-серую, упала металлическая лестница, пригвоздившая труп к гнилому настилу трюма острыми ножками. Сверху раздались гортанные крики, и старшина, заметно напрягшись, сказал:

– Вылезать требуют! Приехали! – И мрачно сплюнул в тёмную жижу у ног.

Каперанг слёз с нар и, застегнув рванный китель, тихо сказал своей «четвёрке»: