В приказе говорится о необходимости распространить передовой опыт. Но вот реальность: Приморрыбпрому легче в море посылать транспортный флот с банкотарой, чем выделять жесть.

Тот, кому подолгу приходилось жить в океанском «городе», сталкиваться с бытом рыбаков, характером пахарей голубых нив, мог заметить одну отличительную черту – стремление довольствоваться немногим. Может быть, само море приучило людей к этому. На «Маршале Соколовском» недавно появилось ещё одно необычное сооружение – надпалубные охлаждаемые бункеры для рыбы-сырца. Бункеры спроектированы и построены силами экипажа. И теперь в дни «большой рыбы», когда другие плавбазы вынуждены ограничивать и даже прекращать приём уловов, «Маршал Соколовский», продолжая обрабатывать сырец, ведёт одновременно приём рыбы впрок. И опять же благодаря этим чудо-бункерам в штормовые непромысловые дни экипаж трудится в полную мощь, и слово «простой» исчезло из нарядов производственных смен.

…У борта «Маршала Соколовского» в горячие дни путины снуёт мотобот, принимая улов траулеров, мощным серебристым потоком льётся рыба в приёмные бункеры, бесконечно движется конвейер, заполняя банки, только-только соскользнувшие с транспортёра.

После критики Минрыбхоза в «Литературке» и других газетах стали делать на базах и заводах консервы из печени минтая, а «Соколовский» мой чаек усиленно кормит. Клюют под бортом вовсю. Как-то заморозили 20 тонн, потом, по разгильдяйству рукой-водителей береговых, не отгрузили и… пустили на тук. За четыре месяца путины, по свидетельству капитан-директора Твердохлеба, примерно 1000 т печени за борт и в РМУ ушло…

Стоим с Новиковым на спардеке (затихло после вчерашнего шторма) и толкуем о бардаке. Он рассказывает, как в начале 1970-х на плавбазе «Калининградский комсомолец» в кормовом слипе делали консервы из скумбрии – с лавровым листиком, душистым перцем, пришёл др. кмд и всё оборудование выбросил (на «Соколовском» так же поступили с его детищем – ЖБЦ, жестяно-баночным цехом, о котором я писал в «Правде»). Под бортом у нас стоит рефрижератор д/э «Художник Герасимов». Новиков: – Вот, мощные морозильные установки, взять такой пароход и на базе его сделать микроплавбазу и выпускать вкуснейшие консервы, они ж имеют неограниченный сбыт. Да ими завалить можно Приморье и Хабаровский край.

Вот бы кому рыбным министром стать сейчас, при Горбачёве, думаю!.. Умница, творческий человек, прекрасный хозяйственник, экономист. И ведь в любом деле на Руси великой есть такие же талантливые люди, только руки им развяжи и допусти к рулю…

Сейчас суда Южно-Курильской промысловой экспедиции ведут лов в тяжёлых условиях осенних штормов. Рыбаки с честью несут трудовую вахту вдали от родных берегов.

Южно-Курильская промысловая экспедиция. Август 1979 г.

2.12.80, вт. Крадёмся вдоль средних Курил в поисках косяков кальмара. 2–3 дня работы на кальмаре, говорит капитан, равны месяцу в минтаевой экспедиции…

Апрель 1986. Рыбачим, а точнее кальмарим с океанской стороны Курил.

Тысячи раз наблюдал всякоразную дымку, а вот сейчас увидел: на фоне рослой курильской сопки (Симушир), на фоне белейшего снега по склонам – мгла, клубящаяся над морем у берега, достающая сопке чуть выше колен, оказывается, явно сиреневого цвета!..

3.07.89, пон. Полным ходом в порт Дальний (Далянь). Уже огибаем с юга Корею. С правого борта – маяки на горах, с левого – сверкают гирляндами ослепительной подсветки кальмароловы. Весь горизонт слева озарён ими, как застывшими зарницами.

«Шилом»[9] море не согреешь

АЧТ набросился на ошмётки кальмара и, зверски урча, принялся пожирать их. Сизые с серебром, бесформенные ошмётки здорово смахивали на рваную плёнку в банке шаровой краски, когда плеснёшь туда чуток олифы и помешаешь щепкой. Противная такая рванина, но АЧТ от неё без ума. Я однажды записал на магнитофон его урчанье. На повышенной громкости слушать это невозможно – просто страшно. Думаю, львиный рык в пустыне не так леденит кровь. А если бы ещё увеличить самого АЧТ от котячьих до китячьих размеров, как сделал детский поэт, о, тогда всё – туши свет, как говаривал наш незабвенный боцман забывчивым электрикам.

И картинка: игрушечный китёнок, выгнув хвост, дурашливо сидит на заборе, а гигант-котище вразмашку плывёт по океану, пугая китобоев.

Лётчики, моряки, шахтёры, в общем, все, чей «рабочий стол» качается, летает, рискует быть расплющенным, в большинстве суеверны. Принадлежа к этому большинству, я и завёл себе чёрного кота АЧТ, чтобы нейтрализовать нечистую силу, клин клином, так сказать, котов котом вышибать. А имя просто из курса физики взял, из раздела оптики: АЧТ – абсолютно чёрное тело. В общем, как наша нынешняя жизнь.

Не дай Бог жить в эпоху перемен. Конфуций знал, что говорил! Тридцать лет отдать морю и вместо мяса, масла, которыми нас баловали на флоте, и даже вместо овощей, о которых мы лишь мечтали в долгих промысловых рейсах, остаться с сублимированной пенсией в зубах…

Чтобы не сдохнуть досрочно, я и вспомнил о кальмаре, о том, как ловили мы его, соревнуясь с японцами, которые знают в нём толк: кальмар – это ж чистый белок, притом он не мычит, не просит ни сена, ни стойла и заменяет говядину. Заменяет японцам, французам. Да весь мир, который мы называем «Запад», понимал это и ценил давно и прекрасно. И только мы со своим знаменитым «перекосом цен» до сих пор продолжаем ошарашивать здравомыслящих…

Только этот перекос сейчас работает на нас. Я имею в виду себя и АЧТ и потому на эту тему пока умолкаю. Моя морозилка забита кальмаром, и каждый раз, доставая тушку-другую, я вспоминаю, как в начале восьмидесятых…

Мы рыбачим, ну то есть кальмарим, с океанской стороны курильского острова Симушир. Весна, солнышко в небе, а небо, хоть и высокое, но какое-то заболоченное словно: там, в глубине-вышине гнездится серая, землистая муть. Наш РТМ, рыболовный траулер-морозильщик, с натугой, как конь тяжёлый плуг, тащит по дну громаду трала, «авоську», способную поднять тонн семьдесят. Тащит час и два, а вытаскивает («Маненько есть», – приговаривает капитан) килограммов двести-триста. Потому что кальмар – не минтай, больших скоплений нет, да и дербанят его здесь давно и многоручно. Возьми бинокль и насчитаешь до десятка таких же мощных РТМов. Это только на видимости, а за дымкой, за горизонтом – ещё полстолько.

Фабриканты, это значит, матросы, работающие в цехе, на рыбофабрике, за час, к тому же валиком, справляются с уловом – сортируют, разделывают, укладывают в блок-формы и замораживают. А трал тем временем снова пошёл в воду. Матросы-добытчики, работающие на палубе с тралом, для отличия от фабрикантов называются – тральцы. Пошёл трал в воду, змеятся на слипе ваера, стальные тросы-буксиры, а с катушки на «тайване» (похожая на мини-надстройку арка над слипом) сбегает кабель прибора контроля. Прибор смахивает на модель самолёта. Начинённый батареями, он сигнализирует о заходе рыбы или кальмара в горловину трала. Повязанный с кабелем тросик вспарывает воду, струной звенит, скручиваясь от мощного натяжения. Тральцы на стрёме (ах, точный и ёмкий зэковский язык!) – считай, на переднем крае. Тут не зевай! Не то цепанёт – и мигом вылетишь за борт. И в лучшем случае поплаваешь в ледяной водичке. А в худшем…