– Там было много женских драгоценностей.

– Все воины хранят драгоценности, если могут их приобрести, они легче и дороже золотых монет! – сказал Аларих.

– Не будем спорить. Мне совершенно безразлично, что вы, готфы, носите в своих походных сумках. Дочь мою я все равно не отдам за человека, о котором ничего доподлинно не знаю, и давай прекратим этот пустой разговор.

Она мягко, но решительно выпроводила огорченных готфов и поднялась к Евфимии.

– Прости меня, доченька, но хочу спросить тебя еще раз: не было ли у тебя разговора с готфом Аларихом, кроме как о птичках?

– Нет, мама, ни о чем другом мы никогда не говорили.

– Если он найдет способ заговорить с тобой, немедленно уходи, а потом сразу расскажи мне. Обещаешь?

– Да, мама. А почему ты спрашиваешь?

– Да потому, что он только что сватался к тебе и тем перепугал меня до смерти!

Бывшая в комнате Фотиния так и вскинулась – и тем очень выручила Евфимию, потому что та, услышав сердитые слова матери, вдруг порозовела, как лепесток дамасской розы.

– Я же предупреждала, что не будет добра от этих постояльцев! Да они злее эфталитов: те хотели только город взять, а эти надумали выкрасть нашу красавицу, наше солнышко, нашу душеньку!

– Опомнись, Фотиния, что ты несешь? Никто никого не собирался выкрадывать, это было нормальное сватовство. Просто жених мне не нравится, и я ему отказала.

– И он просто повернулся и ушел?

– А что он еще мог сделать?

– Выкрадет он наше сокровище, вот увидишь, выкрадет! София, ты должна просить стратилата, чтобы этих разбойников перевели на постой в другое место! А на окно дома надо срочно приладить решетки.

– То у тебя доски на окно, то решетки… Лучше помолись, чтобы Господь и эдесские святые угодники отвели от нас еще и эту напасть. И будем надеяться, что, получив отказ, Аларих смирится и успокоится.

* * *

Но упрямый готф и не думал сдаваться. Сватовство Алариха превратилось в настоящее преследование, точнее, выражаясь языком войны, в осаду крепости-твердыни. Через три дня он снова посетил Софию в ее доме и спросил, не переменила ли она свое решение. Вдова повторила свой отказ: «Я не отдам свою дочь иноземцу, о котором ничего не знаю!» Настойчивый готф уселся перед нею и стал обстоятельно рассказывать о своей семье: он-де живет во Фригии, семья его принадлежит к знатному роду, а один его родственник служит при дворе императора. У его матери большой дом в городе, много слуг и рабов, а еще есть имение за городом, куда она со слугами перебирается на самые жаркие месяцы и живет там в тишине и прохладе большого сада.

София вежливо выслушала его и сказала:

– Я рада, что у тебя все так хорошо в семье, и думаю, что мать подыщет тебе хорошую невесту, если уже не подыскала. А теперь извини, господин мой Аларих, но мне пора становиться на вечернюю молитву.

И Аларих опять ушел ни с чем.

* * *

В субботу, в базарный день, София отправилась с кухаркой за покупками. Когда она приценивалась к тушке кролика в мясном ряду, то услышала над плечом голос Алариха:

– Неужели, госпожа моя, ты не можешь купить хороший кусок говядины или баранины?

– Где ты тут видишь баранину или говядину? Если что и было, то все раскуплено в первый же час. Куры да кролики – это все, что сейчас можно купить. Крестьяне не спешат распродавать оставшийся у них скот, для них после войны важнее получить приплод и восстановить свои стада.

– Они поступают разумно, – солидно сказал Аларих. – Стада надо возрождать. И все же мне больно смотреть, как ты прицениваешься к тощему кролику.

– После осады мы так и не вспомнили вкус настоящего мяса! – вмешалась кухарка, сердито поглядев на Алариха, будто он явился осаждать Эдессу, а не защищал ее. – Говорят, что после варваров в окрестных лесах не осталось ни кабанов, ни оленей, ни зайцев, ни фазанов!

– Хорошая дичь сумеет уйти от плохого охотника! Но только от плохого, – ответил Аларих, попрощался и исчез в толпе.

А в воскресенье с утра, когда София с домочадцами была в церкви, он заявился прямо на кухню и вручил кухарке кожаный мешок, в котором лежала разделанная и разрубленная на куски туша серны. Когда София вернулась домой, часть мяса была уже приготовлена с овощами, а бо́льший кусок, разделанный на полосы, затем натертые солью со специями, коптился в очаге летней кухни.

Ни Аларих, ни Гайна не были приглашены к обеду, но Саул отнес им большую миску с тушеным мясом, а вечером принес еще и связку полос копченого и посоветовал подвесить его к потолочной балке.

– Понравилось мясо серны госпоже Софии? – как бы вскользь поинтересовался Аларих.

– Она не ест мяса с тех пор, как похоронила мужа, – ответил Саул.

Про Евфимию Аларих спрашивать не стал.

* * *

В следующее воскресенье Аларих явился на службу в кафедральный собор. Увидев его на мужской половине храма, София подошла к Фотинии и велела ей уводить Евфимию сразу же после причастия. «Благодарственные молитвы прочтете дома!» – сказала она.

Сама диаконисса осталась до конца службы. Когда она покинула храм и пошла домой, Аларих догнал ее по дороге и спросил:

– Ты не передумала, госпожа София?

– Если ты о моей дочери, то нет, не передумала.

– Почему ты не хочешь доверить мне свою дочь, ведь я страстно люблю ее?!

– Это я вижу. Но доверия у меня твоя страсть не вызывает.

– Я могу поклясться чем угодно, жизнью и матерью своей, что буду беречь и ублажать Евфимию, как царевну, если она станет моей женой!

– Я не хочу сказать ничего плохого, Аларих, поскольку знаю о тебе только хорошее. Я вижу и то, что сейчас ты действительно полон благих намерений относительно моей Евфимии. Но почем мне знать, не изменится ли твое отношение к ней со временем?

– Ну так я принесу залог, который тебя убедит, госпожа моя! – решительно сказал Аларих, развернулся и пошел в сторону.

– Не надо мне от тебя никаких залогов! – крикнула ему вслед София, но он не обернулся и не замедлил шага.

* * *

Через несколько дней Аларих снова явился к Софии и вручил ей большой кипарисовый ларец.

– Что это? – спросила в недоумении диаконисса.

– Мои обеты, – коротко ответил готф. – Открой ларец.

София откинула крышку незапертого ларца и едва сдержала удивленное восклицание: ларец был полон тех самых драгоценностей, которые ей недавно показывал Аларих. На внутренней поверхности крышки была прикреплена серебряная пластина с надписью на греческом языке: «Я, Аларих, военачальник отряда готфов, клянусь диакониссе Софии, что, если она отдаст мне в жены свою дочь Евфимию, я стану беречь ее, одаривать и ублажать до самой смерти».