– Я и сейчас красавица! – ответила девочка без малейшего сомнения. – Так мой папа говорит.

– Ну, вот видишь? А чтобы твой ожог хорошо зажил и ты стала еще красивее, надо дождаться, пока вот эта тряпочка сама отпадет. Когда почувствуешь, что ее края уже не прилипают к коже, приди к нам, и кто-нибудь из девушек аккуратно отрежет лишнее. И береги больное место, чтобы нечаянно не зацепиться и не сорвать полотно!

Девочка осторожно накрыла ладошкой серый кусочек полотна на щеке, поблагодарила нянюшку и Мариам и, бережно ступая, пошла к своему шатру.

– Тетушка, тетушка! – раздался крик со стороны калитки, выходящей на улицу. По дорожке к ним бежал Саул. – Я принес радостную весть: варвары скоро уйдут, они снимают осаду!

– Врешь, небось! – проворчала Фотиния, обнимая его и осматривая. – Почему никто ничего не знает, а тут ты прибегаешь и говоришь такое?

– Так никто пока ничего и не знает! Варвары за рекой, они только начинают собираться в обратный путь. А меня прислал к вам Гайна и велел сказать хозяйке по секрету: они ходили с Аларихом в разведку и захватила перса и тот на допросе сказал, что царь Сасанид приказал эфталитам отступить от Эдессы и двигаться на соединение с основными частями персидской армии, чтобы защищать канал между Тигром и Евфратом, где персы терпят одно поражение за другим. Эфталиты уходят! Тетя, мы победили!

– Слава Всевышнему Богу! Пойдем, Саул, к хозяйке, а потом я тебя накормлю и баню тебе устрою, одежду чистую приготовлю!

– Нет, тетя, ничего не выйдет: я должен вернуться на стены. Мало ли что может без меня случиться.

– И главное, без тебя там не обойдутся, победитель!

– Ты мне дала бы лепешку с медом, да я побегу.

– Ну ты хотя бы умойся вон в пруду, пока я за лепешками бегаю!

– Ладно! – и срывая на ходу тунику, Саул в одной рубашке забежал по пояс в пруд и начал там нырять и плавать. Тут же за ним с визгом в воду бросились дети – те, с которых уже были сняты повязки.

Фотиния скоро вернулась, неся сумку с лепешками, горшком меда и финиками. Принесла она и чистую одежду для племянника и, как он ни отбрыкивался, заставила его переодеться.

– Да я же завтра уже со всеми в город вернусь! С триумфом! – ворчал Саул.

– Конечно! Как же! Только и заботы городскому Совету триумфы вам устраивать, – ворчала в ответ Фотиния, провожая его к калитке и пытаясь на ходу своим гребнем расчесать его мокрые волосы. – Да постой же ты, триумфатор, дай хоть причешу тебя!

– Некогда, тетя, некогда! – отвечал с набитым ртом племянник.

Он вырвался из ее рук и бросился бежать по улице, размахивая на ходу сумой.

Фотиния тщательно заперла за ним калитку.

Саул ошибся, а старая нянька оказалась права.

Первое раннее утро после снятия осады началось исхождением из города беженцев. Как уж они прознали, что с вечера эфталиты снялись с места и удалились на восток, к Евфрату, неизвестно, но уже на рассвете стали собираться у ворот и, как только те были отворены, хлынули из города, как масло из прорвавшегося бурдюка. Они гнали перед собой уцелевший скот, который не успели продать или специально оставили, чтобы от него вновь развести потерянные стада. Скота было немного, все-таки большинство поспешило получить за него деньги, поскольку в городе кормить скотину все равно было нечем, и теперь на тех, кто сумел сохранить своих овец, коз и коров, другие крестьяне смотрели с завистью и даже со слезами.

Нашедшие убежище в саду Софии люди тоже двинулись в путь на рассвете. С разрешения хозяйки они прихватили с собой шатры, тюфяки, одеяла и подушки: погорельцы рассчитывали найти в своих селениях в лучшем случае обгоревшие стены. Маленькая Мария с гордостью вела на веревке подросшего Мэме. София с благодарностью вернула ей козлика, сказав, что со снятием осады Эдессы ее коням уже не угрожают крысы, а деньги, отданные за него, будут считаться платой за его труды по отпугиванию крыс, что вполне убедило Марию и только придало ей важности. К полудню почти все беженцы покинули город.

И только после этого со стен спустились защитники города. Никто их не приветствовал ни радостными криками, ни цветами. В молчании, пропыленные и пропотевшие, усталые и голодные, быстро прошагали они по свежеунавоженной Главной улице через весь город к стоящей на холме крепости, разошлись по казармам, наскоро умылись и завалились отдыхать.

София объявила отдых для всего дома и сама тоже собралась улечься и продолжить короткий ночной сон, но ее остановила Нонна.

– София, не могли бы мы остаться у тебя еще на неделю? Я боюсь двигаться прямо сейчас, вслед за отошедшими от города варварами: не хотелось бы случайно догнать их по дороге.

– Вы останетесь в доме до тех пор, пока Фотиния не разрешит маленькому Туме отправиться в путешествие. Пока об этом не было и речи. А спорить с Фотинией… Так что пока отдыхай, дорогая, а мать и сын пускай набираются сил.

– Благослови тебя Господь за твою доброту! А я помогу тебе привести в порядок сад.

– О нет, эта работа не для тебя!

Беженцы ушли, оставив после себя некогда зеленые, а теперь дочиста выщипанные животными лужайки вдоль набережных и обломанные деревья в городских садах; был начисто обглодан козами даже полусухой кустарник в превратившемся в овраг старом русле Дайсана с мелким ручейком посередине. В саду Софии благодарные крестьяне устроили загон в углу и животных из него не выпускали, но ветки и листья им на прокорм, конечно, рвали даже с плодовых деревьев.

– Вот так выглядят сады далеко на севере, где на зиму с деревьев облетают листья, – сказала Фотиния, успевшая обежать опустевший сад.

– Саул пришел? – спросила ее София, предупреждая рассказ Фотинии о северных садах и лесах, облетающих на зиму: в юных годах ей пришлось изрядно попутешествовать, пока она не осела в доме Софии навечно, как она была уверена. – Спит уже? Ну и прекрасно. Все заботы оставим завтрашнему дню, а сегодня отдыхаем до самой вечерни!

И весь дом погрузился в блаженную тишину.

* * *

Вечером во всех церквях и монастырях Эдессы служили благодарственные молебны; пастыри возвестили слово епископа Евлогия о разрешении поста с завтрашнего дня, а это как раз было воскресенье.

На службу в кафедральный собор явились и оба друга-готфа, Аларих и Гайна, уже отмытые до скрипа и блеска и одетые в чистую, хотя и не слишком парадную одежду. «Ах, да! Ведь их имущество по сей день лежит у меня в кладовой! – подумала София. – Надо им напомнить об этом… Ну и сказать, что садовый домик снова свободен и если они захотят вернуться на постой, то он ждет их».

Так она и сделала после службы.

* * *

Разоренный сад вопиял о немедленном спасении. На уборку вышли не только все домочадцы и слуги, но также и верная Мариам, приведшая с собой братца Товия.