у конкретного производителя, в небольшой частной фирме, которая работала с кожей.

Да и содержимое рюкзачка жалко не меньше, были в нём вещи, из-за пропажи которых она сильно расстраивалась. И всё это относилось к аргументу за поход в полицию.

А потом Глаша, тяжко вздыхая, говорила себе, что ни фига они не найдут. Нет, ну что, на самом деле прямо полиция все силы бросит на поиск её обидчика-грабителя и возврат имущества, что ли? Смешно! И это было весомое такое против. Как и то, что времени у неё на поход в органы правопорядка не выкраивалось абсолютно: Глаша заканчивала работу над заказом и уже получила новый, не менее интересный.

Промучившись пару дней в сомнениях, окончательное решение Аглая приняла, когда очередной раз столкнулась с соседом Чащиным, бывшим воинственным преследователем и истребителем котов, ярым последователем булгаковского Шарикова – «мы их душили, душили…»

С их прошлой встречи у лифта, когда господин Чащин возвращался из больницы, прошло довольно много времени, и соседушка брутальный уже обходился без костылей и без гипса на ноге, видимо, выздоровев окончательно.

Был Виктор Юрьевич хмур, нерадостен и настолько чем-то озабочен, что даже вошёл в кабину лифта, в котором уже стояла Аглая. Ожидаемо не поздоровался и вообще проигнорировал девушку, будто её там и не было. И всё сопел, нахмурившись, видимо, обдумывая что-то явно нерадостное. Ну и Аглая «здравствовать» соседу хамоватому не предложила, но посмотрела на него и вдруг ясно поняла, что ни в какую полицию она не пойдёт. А потому что – вот, прямо перед ней стоит и громко пыхтит от умственных усилий яркий пример бесполезности обращений в органы правосудия: законопослушный, честный бизнесмен.

Ну и всё, выдохнула с облегчением Аглая, нет смысла идти.

И покатились дальше дни за днями в делах, заботах и отдыхе, проведённом с родными и близкими, и всего за какую-то неделю совсем стёрлась острота эмоциональных переживаний, связанных с тем нападением, и вернулась привычная, спокойная и ровная обыденность жизни.

Только, как говорил один из бывших сослуживцев отца Аглаи, «когда жизнь течёт спокойно, без тревог, напрягов и неприятностей – не обольщайся. Она просто перезаряжает ружьё».

Недолгие спокойные, мирные денёчки Аглаи, как показали дальнейшие события, были той самой передышкой, пока Судьба перезаряжала своё ружьё, чтобы бабахнуть по ней дуплетом.

Аглаю разбудил дикий кошачий вой, который тянулся на одной высокой, мерзкой ноте, болезненно-остро ввинчиваясь прямо в мозг через уши, пробившись даже через глубокий сон, заставляя перепуганно-резко сесть в кровати.

– Мя-а-а-у-у-у-у… ва-а-а-у-у…

– Что? – спросила ошалело Глашка, ни фига не понимая, что подкинуло её в кровати, напугав даже во сне, и что вообще происходит – пожар, потоп, бомбёжка?

Как всякий современный человек, подсознательно ища ответы на все вопросы в интернете, она неосознанно схватила с тумбочки свой смартфон, который – надо же как удачно – забыла вчера отнести на ночь в прихожую, и посмотрела обалдевшим взглядом на экран.

Четыре часа сорок две минуты – показывал точное время гаджет.

Не, нормально, да? Четыре часа утра? Чё, война? Воздушная тревога?

– Ва-а-а-у-у-у, мя-а-а-у! – взвыл на площадке пуще прежнего котяра.

– Блин! – Глашка откинулась обессиленно на спину и громко возмутилась: – Вилли, сволочь гадская! Что б тебя Чащин придавил наконец, пусть не до смерти, но для порядку хотя бы! Как же ты достал, скотина ты эдакая!

Но от следующей прострелившей сознание мысли Аглая снова резко села на постели:

– Ты что, сволочь кошачья, снова объявил войну?!

Не, ну это уже ни в какие ворота ни кормой, ни буфером! Какого, спрашивается, пардоньте-с, хрена? Ведь вроде бы оба участника разошлись краями, отказавшись от «взаимных претензий», признавая мирный нейтралитет. И что? Всё сначала?

– Сама убью! – грозно пообещала Глашка, решительно откидывая одеяло в сторону и выскакивая из кровати.

Торопливо натянув поверх ночных шортиков с маечкой домашние штанишки и футболку, раздражённо-торопливо, не с первого раза попадая (от чего злилась, заводясь ещё больше), она сунула-таки ноги в тапки и грозноразящей Немезидой прошагала к входным дверям.

Валерьян обнаружился там, где Аглая и предполагала найти эту сволочную кошатину: сидел на коврике под дверью Чащина и, запрокинув свою большую, лобастую башку вверх, голосил-выл почём зря дикой дурниной.

– Ты что орёшь, скотина?! – подбежав и наклонившись к коту, прикрикнула на него Аглая.

– Мя… – От её резкого окрика Вилли заткнулся с перепугу, подавившись не успевшим набрать мощности новым завыванием.

И посмотрел на девушку не просто с укором, а с большим душевным презрением, как на существо глубоко неразумное.

– Что ты тут разорался? – спросила Глаша, чуть поубавив возмущения, чтобы не перебудить соседей, которых ещё не успело разбудить это голосящее животное.

– Мя… – нехотя и презрительно вякнул в её сторону Вилли.

– Что ты мне тут мявкаешь? – попеняла раздражённо Глаша и зловредно напомнила коту имеющийся расклад: – Давно от Чащина по сусалам да промеж ушей не прилетало, решил освежить впечат– ления?

– Фр-р, – фыркнул презрительно Валерьян, окончательно разочаровываясь в девушке, и как-то так дёрнул своей мохнатой головищей, словно указал-кивнул на дверь у него за спиной.

Типа: пойди посмотри, кто тут кого победил, а кто огрёб по справедливости.

– Что? – снова переспросила Глаша.

И только сейчас перевела взгляд с виновника ночного переполоха на ту самую дверь.

Оп-па! А дверца-то, оказывается, открыта.

– Ой, не-е-е-ет… – простонала просительно-безнадёжно Глаша, ясно понимая, что вот прямо сейчас вляпается в очередные неприятности. – Да ладно… – словно упрашивала и уговаривала она обстоятельства. – Что, второй подход к снаряду? Опять избитая на совесть морда соседа и всё остальное?

И, набрав воздуха до упора, протяжно выдохнула и, посмотрев на Вилли, спросила:

– И за что мне такая фигня?

– Фр-р, – фыркнул язвительно котяра.

С видом демонстративного превосходства фыркнул, показывая, что его эта история не касается, а вдряпалась она очередной раз, потому что дура вот такая, что с неё возьмёшь, всегда куда-нибудь встревает.

– Да сам ты… – попрекнула его Глашка и предупредила: – В следующий раз спасать не буду, хоть пусть что с тобой случится.

Ей ужасно – ужасно, ужасно, до паники и мелкой внутренней дрожи! – не хотелось соваться в эту клятую приоткрытую дверь! Но Аглая знала, что всё равно сунется, и оттягивала этот момент как могла – вон с животным разговаривала. Ну а с кем ещё?

– Может, я того… спать пойду? – спросила она у кота, вглядываясь в пробивающийся из-за щели неяркий свет. – А утром разберёмся, что там у него снова случилось? – и посмотрела на Валерьяна. – А?

Почему-то в этот раз он уставился ей прямо в глаза, никаких