– Ч-ч-ч… – И снова: – Ч-ч-ч…

– Что с тобой, дядя Слава? – спрашивал его Феликс.

Ремизов замолкал, снова уходил в себя, будто никак не мог поймать какую-то мучившую его мысль.

Наконец он встал и пошел к двери.

Феликс в то время уже был старшим опером в Управлении по борьбе с хищениями. Второй, преступный, вид его деятельности тоже набирал силу. Его банда, состоявшая тогда из трех человек, работала эффективно. Сивунов и Матюхин действовали безотказно. Ограбление Левинзона было, так сказать, пробой пера. Последующие ограбления и грабежи были не такими дерзкими, но с жертвами они больше душевных разговоров не вели. Деньги на бочку – или прощайся с жизнью! К тому времени Портнов понял, что не стоит забирать все, что надо оставлять часть денег потерпевшим. Пусть живут и не помнят зла. Как бы.

Четырнадцатого Феликс пришел домой поздно. Софья Соломоновна встретила его на пороге и, как только он вошел, шепнула:

– Он снова пришел. Там. – Она кивнула в сторону кухни.

– Кто? – удивился Феликс.

– Ну этот, – объяснила мать. – Наш молчун.

– Вячеслав Никандрович? – еще больше удивился Феликс и прошел на кухню.

Увидев Портнова-младшего, Ремизов встал.

– Здравствуйте, – проговорил Феликс. – Что это вы вдруг сегодня к нам?

За спиной у него стояла Софья Соломоновна, и Ремизов, посмотрев на нее, глуховатым голосом сказал:

– Выйди, женщина.

Голос молчуна настолько потряс хозяйку, что та без слов метнулась в комнату.

Потрясенный Феликс смотрел на Вячеслава Никандровича. Если бы с ним вдруг заговорил таракан, из тех, что по ночам появлялись на кухне, он бы удивлен был меньше.

Все, что произошло дальше, было не менее фантастично.

Сосед опустился на стул и, глядя в упор на Портнова-младшего, спросил:

– «Ночные волки» – твоя работа?

– Что?! – вскрикнул Феликс.

Он мог ожидать чего угодно, только не этого. Его группа была так надежно законспирирована, что не могла «запалиться». И если бы кто каким-то чудом вышел на ее след, то уж Ремизов – в последнюю очередь.

Феликс сам придумал такое название – «Ночные волки». Оно казалось ему очень удачным. Когда-то была «Черная кошка», а у них получше – «Ночные волки». Конечно, это было пижонством, но нужно же хоть как-то «отрываться». Что-то должно веселить душу. И потом, почему же не оставить о себе такую память? Пусть трепещут те, кто скучно живет. Феликсу нравилось, когда перед ним трепетали. Очень нравилось.

– Сиди, – грубо приказал ему Вячеслав Никандрович. – Я еще не все сказал.

Обескураженный Феликс снова сел на табурет, с которого только что вскочил в изумлении.

– Ну? – повторил сосед свой вопрос. – «Ночные волки» – твоя работа?

Феликс смотрел на него, по-прежнему ничего не понимая.

– О чем вы, Вячеслав Никандр…

Но тот перебил его, и довольно грубо:

– Ты вот что! Ты мне тюльку-то не гони! Я к мусорам бежать не собираюсь. Говори как на духу: твоя работа или нет? Если скажешь сейчас, что нет, – встану и уйду. Если твоя – дельную вещь скажу.

– Ну ты даешь! – только и смог сказать Феликс. – Ты чего задумал, старик?

Ремизов гнул свое:

– Отвечай, о чем спрашивают.

– Да какие волки? Ты что, старый, очумел?

Ремизов поднялся.

– Ну ладно, – сказал он. – Пошел я. Нечего мне тут больше лясы точить. Дела у меня.

– Сиди! – гаркнул вдруг Феликс.

Сосед смотрел на него сверху вниз.

– Скажешь?

– Сядь! – повторил Феликс.

Ремизов поколебался и сел. Феликс уже взял себя в руки и спокойно, глядя ему в глаза, спросил:

– Ты понимаешь, куда лезешь, дурак несчастный? Зачем тебе «волки»?

Ремизов ответил:

– Знаю, куда лезу. Но ты мне так и не ответил. Да я и без твоего ответа знаю, что твоя это работа.

Какое– то время Феликс раздумывал.

– Ну хорошо, Вячеслав Никандрович, – тряхнув головой, вдруг весело сказал он. – Хорошо, будь по-вашему. Допустим, какие-то волки мне действительно знакомы. То есть я хочу сказать, что слышал о каких-то «Ночных волках». Хотя понятия не имею, откуда про них знаете вы. И что? Допустим на минутку, что я знаю. Дальше-то что?

На Ремизова не подействовал его веселый тон.

– Ты со мной не умничай, Феликс. Со мной можно и попроще разговаривать. Если твоя это работа, так и скажи, что твоя, ничего зазорного в этом нет. Ну?

Феликс сдался. Точнее, ему было интересно, что же произойдет дальше.

– Моя, моя это работа, – сказал он. – Ну? Я жду продолжения.

– О! – удовлетворенно проговорил Вячеслав Никандрович. – Чего ж тогда тень на плетень наводить? Ну так и бери меня в свою компанию.

Феликс даже рот разинул.

– Чего-чего? – еле выговорил он.

Ремизов смотрел на него с вызовом.

– Бери-бери. Не пожалеешь.

– Послушай, дядя, – сказал ему Феликс, – ты, кажется, не понимаешь, что несешь.

– Можешь не беспокоиться, – усмехнулся гость, – еще как понимаю. Вот ты как думаешь: откуда я про тебя и про «волков» знаю?

– Ну и откуда? – напрягся Феликс.

– А вот и оттуда, – ответил ему Вячеслав Никандрович. – Мы с твоим отцом где всю жизнь работали – забыл?

– Это-то я помню, – сказал Феликс. – Но я-то думал, что вот ты, например, – забыл. Я что, значит, ошибся?

В лице Ремизова произошли изменения. Черты его разгладились, стали мягче, даже добрее. Сейчас он напоминал доброго дядюшку, хотя Феликс ожидал обратного. Ведь он вспомнил о работе в органах – значит, лицо его должно было стать решительным, волевым, жестким. Таким, какое должно быть у человека, долгие годы проработавшего в НКВД.

Он это и сказал Ремизову.

– Эх, Феликс, – покачал тот головой, – это было замечательное время. Вся наша жизнь была в работе. Каленым железом мы выжигали эту оппортунистическую нечисть. А теперь? Как вождь умер, так и пошло все прахом. Хоть уволил он меня со службы, но личность была гениальная. Он хозяином был – весь мир на коленях перед ним стоял. А потом никто и не заметил, как отошли мы от социализма. Немного и оставалось достроить, чуть-чуть еще. Но умер Виссарионыч, и эти хрущевские прихлебатели погубили все. – Он немного помолчал и после паузы добавил: – А ты молодец, Феликс.

Феликс не знал что и думать.

– Слушай, старик, – сказал он. – Какой-то ты странный, ей-богу. И почему это ты считаешь меня молодцом?