Он подошел к кровати и положил на край коробку с зефиром.

– Это что? – Энола заинтересованно повертела в руках подарок и улыбнулась, тепло и сердечно, – вы меня решили раскормить?

Мариус пожал плечами.

– Вовсе нет, ниата Дампи. Я подумал, что зефир поможет вам забыть события прошедшей ночи.

– Забудешь тут, – пробурчала она и открыла коробку, – но в одном вы правы, ниат. Сладкое действительно делает нас счастливее. Ненадолго, но делает. Садитесь вы, Пастыря ради, не стойте надо мной, как над покойником.

И с удовольствием откусила кусок от зеленоватой зефирки. Потом, опомнившись, протянула коробку Мариусу.

– Берите и вы. Вам тоже не помешает кусочек кратковременного счастья.

Через несколько минут они вместе жевали зефир, Энола лишь заметила, что потом нужно будет пойти на кухню и залить все это вредное для фигуры безобразие чашечкой-другой кофе.

– Я был у Флодрета, – признался Мариус.

Рука Энолы, в которой она держала пухлую зефирку, заметно дрогнула.

– Да? Ну и как… он?

– Не в самом лучшем расположении духа. Энола… он когда-нибудь вам говорил, что может жениться? Из политических соображений?

Дампи повернулась и прямо посмотрела на него. В ее темных умных глазах стыла печаль.

– Вы позже могли об этом спросить? Когда я объемся сладкого и буду совершенно счастливой женщиной, м?

– Простите.

Она усмехнулась, отчего стали видны тонкие морщинки в уголках глаз и у крыльев носа.

– Конечно, мы с ним этот вопрос обсуждали, – сказала она, – я все понимаю. Но он обещал мне, что для меня ничего не изменится, а жена… что ж, задачей жены будет родить еще одного ребенка, желательно, мальчика.

– А вы, простите, не могли этого сделать?

– Родить мальчика? – Дампи приподняла бровь, – конечно, могла бы. И сейчас могу. Но место королевы, оно, понимаете, для той девицы, которая будет как-то выгодна королю. А рожать бастардов как-то не очень хочется. Что еще говорил вам Флодрет?

– В основном, спрашивал об убийстве и почему я Фаэру не отдал тело. Я обещал отдать. Все равно из тела больше ничего не выжмешь, а я… я и так знаю, чьих рук все это дело.

– Наш Магистр протиснулся сюда из астрала? – спокойно спросила Дампи.

Мариус кивнул.

– Я видел остатки его личного заклинания. Это он, вне всяких сомнений.

– Интересно только, он это сам вытворяет, или вынужден заимствовать чье-то тело? – лицо Энолы сделалось задумчивым.

Мариус пожал плечами.

– Не знаю пока. Скажите, Энола, то, что вас вышибли из гильдии артефакторов и объявили преступницей, кому это могло быть выгодно?

Женщина покачала головой. Ее крупные руки лежали поверх одеяла, поверх полупустой коробки с зефиром.

– Да кому угодно, Мариус. Быть представителем гильдии при короле, да еще и входить в магический совет – это лакомый кусочек. Желающих на мое место всегда было много, но до определенного момента я справлялась. Даже смешно, считала себя неуязвимой. А вон оно как повернулось.

Ее голос сорвался, и Энола отвернулась. Выглядела она так жалко, что на миг захотелось ее обнять за плечи, погладить по спине и сказать, что все будет хорошо. Они справятся. Но Мариус понимал, что не имеет никакого права обнимать Дампи, хотя бы потому, что она принадлежала другому мужчине, а сам он, как ни крути, другой женщине. Поэтому он осторожно коснулся ее локтя и сказал:

– Идемте на кухню, Энола. Там еще сладости есть, если их Лива еще не съела. Ну и кофе.

Дампи фыркнула, покосилась на него, а Мариус в который раз подумал, какой у этой женщины острый рысий взгляд.

– Какой там кофе, ниат Эльдор. Шли бы вы в кровать… А ближе к вечеру я жду вас в новой лаборатории.

– В новой? – Мариус удивленно моргнул.

– Ну конечно, в новой. Я имела наглость занять ваш подвал. Ну, в самом деле, вы же не думаете, что я до полудня валялась в кровати? Я много чего успела сделать.

Мариус не стал спорить. Он просто пошел к себе, забрался под одеяло и, на удивление довольно быстро заснул. А когда снова открыл глаза, за окном стемнело, и все освещение спальни составляла маленькая корзинка с лайтерами. Он еще немного полежал под одеялом. Мысли текли медленно и лениво, словно равнинная река. Кому было выгодно так подставить Дампи? Почему Фаэр выглядел изрядно перепуганным? Если боится, что заговор будет раскрыт, зачем все это говорил ему, Мариусу? Или вовсе не угроза раскрытия заговора так его напугала? Но тогда что? И, наконец, на ком собрался жениться Флодрет? Чьей дочурке так повезло?

Мариус прислушался. Где-то внизу дома раздавались голоса, кажется, о чем-то спорили Аманда и Бертран. За окном, грохоча колесами по булыжникам, прокатилась повозка.

Вставать не хотелось. Лучше было бы спать, и в снах видеть Альку. Но Мариус все ж таки сел на постели, припоминая, что Энола его звала в лабораторию. Напротив, на стене, висело зеркало – и в неверном золотистом свете лайтеров Мариус видел самого себя, бледного, уставшего, недовольного…

Взъерошил коротко стриженные волосы.

Еще раз глянул на себя в зеркало.

Сунул босые ступни в мягкие домашние туфли.

Как же не хватает Альки, чтоб рядом, чтоб ощущать тепло ее тела, такого близкого и родного…

Но он даже думать о ней не должен. Надо помнить, что магистр – хитрая тварь, способен прикоснуться к его мыслям.

Еще один взгляд в широкое зеркало – и внезапно комната качнулась, резко дернулась вбок. Зеркальная поверхность пошла мелкой рябью, отражение комнаты оплывало, отваливалось клочьями, открывая… просто черный прямоугольник, в котором не было ничего, кроме тьмы.

Заклинание щита далось легко. Слишком часто его приходилось ставить, и поэтому Мариус выплел его, не раздумывая. И тут же, черпнув свободной магии, наполнив свой резерв до краев, заставил себя подняться, двинуться к открывшемуся провалу в никуда.

Если там магистр – тем хуже для него.

Тихий смех на границе рассудка. Колкие мурашки по коже.

– Выходи, – сказал Мариус вслух, – ты жалкий трус. Боишься меня.

И он в самом деле хотел, чтобы то, что сидело по ту сторону стекла, в самом деле вылезло в этот мир. Потому что тварь астрала слаба вне своей привычной среды, и уничтожить ее здесь будет проще простого.

Энола говорила, что магистр неизбежно будет деградировать.

Хотелось бы, чтоб это произошло как можно быстрее, чтоб повелся на оскорбление, чтобы вышел…

Тварь тихо смеялась, противно хихикала, едва касаясь сознания.

– Ты жалок, – вслух сказал Мариус, – ни на что не годен.