Перкс, прищурившись, на нее глянул, и его брови медленно поползли вверх.

– Стало быть, вы за ней, за клубничкой моей, сегодня-то и пожаловали.

И Филлис пережила очень трудный момент в своей биографии. Ответ «да» прозвучал бы новой обидой для Перкса. Ведь получилось бы, что он был прав и они к нему ходят, только когда им что-то понадобится. В то же время она понимала, что, сказав «нет», станет очень потом собой недовольна. И, глядя не на него, а на собственные ботинки, она ответила:

– Да. За ней.

– Ну, ну, – протянул носильщик. – Скажи правду, потом позора…

– Но мы обязательно бы гораздо раньше пришли, если бы знали, что вы не смогли услышать историю, – не дала договорить ему Филлис.

– Я верю, мисси, что ты сказала чистую правду, – откликнулся он и сиганул через пути всего в каких-нибудь шести футах перед подъезжающим поездом.

Девочкам такой риск пришелся не по душе, а Питера лихость Перкса, наоборот, восхитила.

Русский джентльмен до того обрадовался клубнике, что дети принялись сразу же думать над новым сюрпризом, но сколь ни ломали головы, на ум им пришла только дикая вишня. Идея о ней возникла на следующее утро. Весной они видели, где она цвела, и теперь надеялись там собрать созревшие ягоды.

Вишневые деревья росли на вершине и вдоль склона каменистого утеса, в котором чернел зев туннеля. Там вообще было много разных деревьев: берез, буков, небольшого размера дубов, орешника и уже упомянутых вишен, цветы которых весной сияли, как снег, отливающий серебром.

Путь от их дома до зева туннеля занимал достаточно времени, поэтому мама им разрешила не возвращаться к обеду, и они захватили еду в корзине, которую собирались наполнить потом вишневыми ягодами, если, конечно, им повезет их набрать. И еще мама им одолжила свои серебряные часики, чтобы они не опоздали к чаю, ибо часы «Уотерберри» Питера имели наглость остановиться после того, как он испытал их купанием в бочке для дождевой воды. Достигнув обрыва, дети перегнулись через забор и глянули вниз на железнодорожные пути.

– Вот если бы их здесь не было, то это бы стало очень похоже на ущелье в горах, где еще не ступала нога человека, – сказала Филлис.

На самом же деле именно люди это ущелье и вырубили в центре естественной узкой долины, чтобы железнодорожный путь шел вровень с туннелем, и по прошествии времени его неровные каменистые склоны поросли травой и цветами, а птицы, великие сеятели природы, разнесли по расщелинам семена кустарника и деревьев, которые здесь теперь произрастали во множестве. От забора к туннелю спускались ступени из грубого бруса, втрамбованного в поверхность склона. Перила отсутствовали, и это сооружение смахивало на приставную лестницу.

– Лучше всего спуститься, – сказал Питер. – Уверен, что со ступенек нам будет очень легко собрать вишню. Мы ведь таким же образом срывали с нее цветы на могилу умершего кролика.

И они двинулись вдоль ограждения к узкой калитке, которая выводила к ступенькам. Уже почти возле нее Бобби вдруг прошептала:

– Тихо. Остановитесь. Что это?

Звук, который сперва услышала только она, а потом, замерев, уловили и Бобби с Питером, был до странности необычен. Этот мягкий, но очень настойчивый шум отчетливо пробивался сквозь шелест ветра в ветвях деревьев и гул телеграфных проводов. Будто что-то тихонечко погрохатывало и одновременно шипело. Чуть погодя звук вроде затих, но почти сразу же возник снова.

И теперь он делался все отчетливее и громче и уже гораздо сильней грохотал и шипел.

– Смотрите! – неожиданно бросилось в глаза Питеру. – Вон то дерево! Там!

Палец его указывал на одно из деревьев с шершавыми серо-зелеными листьями и белыми цветами, чьи ярко-алые ягоды, придя на смену цветам, сулят вам сплошной обман, ибо, пока вы их донесете до дома, они почернеют. Но Питер сейчас указывал на него совершенно не из-за цветов или ягод, а потому что оно двигалось. Это было совсем другое движение, чем когда просто ветви шевелятся от дуновения ветра. Дерево, словно какое-нибудь животное, шло вниз по склону.

– Оно спускается! – вырвался изумленный возглас у Бобби. – Глядите-ка, и другие тоже! Прямо как лес у Шекспира в «Макбете»!

– Настоящее волшебство, – с придыханием прошептала Филлис. – Всегда знала, что эта железная дорога заколдована.

И это действительно было очень похоже на настоящее волшебство. Площадь приблизительно ярдов в двадцать на противоположной от той, на которой стояли дети, стороне склона вдруг словно бы ожила, и росшие там деревья дружно двинулись вниз к железнодорожному полотну. Шествие их замыкало дерево с серыми листьями, словно старый пастух, погонявший отару овец.

– Ой-ой-ой! – в панике восклицала Филлис. – Для меня это как-то уж слишком волшебно. Пойдемте лучше скорее домой.

Но Бобби и Питер крепко вцепились в ограду, с затаенным дыханием наблюдали за происходящим, и Филлис не захотела без них пускаться в обратный путь.

Деревья все шли и шли. На рельсы валились с грохотом камни и комья земли.

– Скоро все они будут внизу, – хотел сказать Питер, но обнаружил, что голос его не слушается, и в этот самый момент шагающие деревья, встретив на своем пути огромный камень, поддели его.

Камень чуть накренился, но с места пока не двинулся. Деревья тоже застыли в полупоклоне, мгновение будто о чем-то подумали, а затем вместе с камнем, травой и кустами соскользнули стремительно на пути, подняв такой оглушительный грохот, что его, наверное, можно было услышать и за полмили от этого места. В воздух взметнулось огромное пыльное облако.

– О-о! – громко протянул Питер. – Это очень похоже на то, когда уголь в подвал к нам ссыпают, если, конечно бы, сверху не было крыши и мы могли бы увидеть.

– Поглядите, какой получился огромный завал, – охнула Бобби.

– Да-а, – перегнулся через ограду Питер. – Да-а, – повторил он, вглядевшись как следует вниз.

А потом он стремительно выпрямился.

– Поезд в одиннадцать двадцать девять еще не пришел. Мы должны обязательно сообщить им на станцию, иначе случится ужасная катастрофа.

– Побежали! – кинулась было уже в направлении станции Бобби.

Но Питер, взглянув на серебряные мамины часики, крикнул:

– Назад!

Лицо его побелело гораздо сильнее, чем сестры когда-либо видели, и он был до крайности собран и деловит.

– Мы не успеем, – скороговоркой произнес он. – Сейчас уже больше одиннадцати, а до станции нужно отсюда пройти две мили.

– А не могли бы мы, – начала, задыхаясь, Филлис, – забраться на телеграфный столб и как-то по проводам сообщить?

– Мы не знаем, как это делается, – развел руками Питер.

– Но как-то ведь это делали во время войны, – сказала Филлис. – Я знаю. Я слышала.

– Во время войны их всего лишь срезали, – был больше ее в курсе Питер. – А от этого нам сейчас никакого толка. Да мы бы и этого не смогли с вами сделать, если бы даже и залезли. А мы и залезть не сможем. Вот нам бы что-нибудь красное. Встали бы с ним на путях и махали поезду.