– Павел Рудягин, – представился он.

– Марина. – Женщина протянула ему руку, и он пожал ее. – Ваш номер наверху, не возражаете?

– Нет.

– Ужинать будете? Я подогрею мигом.

– Да. Поем. Я поужинаю через полчаса. Хотелось бы сходить к морю.

– Так поздно? – поразилась Марина. – У нас, правда, все спокойно, но…

– Я ненадолго.

Павлу почему-то захотелось оказаться у моря. Желание было сильным, почти непреодолимым. Он поставил сумку в коридоре, ему даже не хотелось подниматься в номер, и бодро зашагал в направлении, указанном Мариной.

Море появилось перед ним внезапно. Обогнув очередной дом, он уткнулся взглядом в ровную черноту. При этом небо было все-таки светлее, а вот море – глухо-черным. Луна утонула в облаках, и складывалось впечатление, что его окружает первобытный хаос и мрак. Волны шуршали, казалось, время остановилось. Только море и он. И все.

Павел подошел еще ближе. Сел на корточки и потрогал воду рукой. Холодная. Надо бы приехать сюда летом… Хотя о чем он думает? У него задание, поиски убийцы, а он думает о море. Где-то раздался лай собаки, Павел распрямился и пошел обратно. Марина ждала его на кухне на первом этаже. Ужин выглядел аппетитно: жареная картошка и котлеты, салат с капустой, морковью и яблоками, чай с домашними пирогами. Марина немного рассказала о себе: она разведена и растит дочь одна. Работа у нее не особо пыльная, но денег приносит немного. Ее наняли как управляющую, сам хозяин гостиницы живет в Москве. У него также есть недвижимость в Черногории, и сюда он наведывается редко. По сути, работа есть только в сезон, как и вообще жизнь в курортных городах.

Павел подумал, что жители приморских городов и поселков, наверное, уже привыкли к такой вот жизни: от одного сезона до другого. Он вспомнил, как однажды они с отцом поехали на неделю к морю в сентябре. Все постепенно пустело. Тенты кафе хлопали, как паруса на сильном ветру. По набережной еще прогуливались люди, но уже был очевиден распад прежней веселой жизни. Все суровело на глазах и готовилось к зиме. Даже море меняло свой цвет, становилось темнее и строже.

– Вас завтра будить?

– Нет, не надо. Я сам.

– Завтрак во сколько подавать?

– Я планирую спуститься к десяти.

– Идет, – кивнула Марина. – До завтра.

* * *

Утром, проснувшись в десять, он сошел вниз, позавтракал, перебросившись с Мариной несколькими фразами, и ушел из дома. Ему нужна была местная газета, чтобы узнать что-нибудь об Ольге Горяевой, урожденной Плисской.

В библиотеке не сразу поняли, чего он хочет. Когда он сказал, что хотел бы просмотреть архив газет за два года, пожилая библиотекарша переглянулась с молодой.

– Одну минуту, – пропела она. – Сейчас посмотрю.

Вернулась она через десять минут:

– Вот комплект. Распишитесь вот тут…

* * *

К вечеру ему повезло. Он даже не поверил своей удаче. Небольшая заметка, подписанная Ольгой Плисской, о преступлении – убили некоего Артура Вейде, отрубили ему руки и вложили в них розу.

Павел почувствовал себя как человек, только что выигравший миллион в рулетку. Он потянулся с такой силой, что хрустнули косточки. Захотелось горячего кофе или чаю. Не отказался бы он и от пивка.

Уже темнело, а он сидел, работал и делал пометки в блокноте.

Наконец, оторвавшись от газет, он попросил сделать ему копии и, получив их на руки, с чувством глубокого удовлетворения пошел домой.

На улице стемнело, он зашел в кафе-бар на набережной. Посетителей там практически не было. Бармен разговаривал с каким-то парнем, одновременно протирая бокалы. В углу работал телевизор, передавали футбольный матч английской лиги. Паша заказал большую кружку пива, салат с тунцом и черные сухари с тмином. Только сейчас он понял, как проголодался. Он сел за стол, достал сделанные копии газетных вырезок, блокнот и углубился в чтение. Теперь он читал по второму разу: более вдумчиво, тщательно анализируя и делая выписки.

Убийство было совершено десять лет назад. Руки отрубили некоему Артуру Генриховичу Вейде, шестидесяти четырех лет. Убийство потрясало своей бессмысленностью и жестокостью. Убийц не нашли, но решили, что это сделали заезжие наркоманы, которые обкурились и захотели поглумиться над жертвой. При этом никто не смог объяснить, почему это наркоманы сделали такой эстетский жест – вложили розу в отрубленные руки. Ольга Горяева писала заметку с апломбом молодости: там были вопросительные и восклицательные знаки, короткие предложения и эмоции. Много эмоций… Павел вспомнил свой разговор с Ольгой и должен был признать, что эмоции молодости прошли. Улетучились, а тогда – были… Интересно, куда они могут завести, эти эмоции?

Павел задумался… Заметок было пять, и они становились все короче и короче. Ясное дело, если улик и зацепок никаких нет, то расследовать дело муторно. Поди туда, не знаю куда. Принеси то, не знаю что… Дело спустили на тормозах, списав на наркоманов, благо, они в курортных городах всегда имеются. В конце последней заметки Ольга Горяева поставила вопросительный знак: «Восторжествует ли правосудие и найдут ли когда-нибудь убийцу?» Родных у Ольги Горяевой, как он выяснил, не было. Ее родители умерли, но можно было попытаться найти соседей и поговорить с ними или со знакомыми.

Павел хлебнул пива из кружки. Оно было ровно таким, как он и любил: в меру холодным, в меру терпким… Все как надо. Он поднял голову. Забили гол. Бармен и его собеседник смотрели на экран. Бармен улыбнулся ему и поднял вверх палец… В ответ Павел поднял кружку.

* * *

Родных и знакомых Ольги Горяевой-Плисской оказалось найти не так-то легко… На следующий день Павел отыскал школу, где училась Ольга, и после недолгих расспросов оказался в кабинете завуча – крупной женщины лет пятидесяти пяти со свежим румянцем и волосами, собранными сзади в узел. Павел вспомнил: такой же узел носила его бабушка… Он сглотнул. Потом представился.

Брови Алевтины Николаевны взлетели вверх.

– Вы по какому вопросу? Что-то случилось?

– Да, случилось. Ольга Плисская, в замужестве Горяева, убита.

– Боже мой! – Завуч приложила руки к щекам. – Кто бы мог подумать! Оля! – И тут же, спохватившись: – Вам чай, кофе?

– Если можно – чай.

– Одну минуту.

Поставив перед ним чашку чая с мятой и тарелку с баранками, Алевтина Николаевна села за стол и сцепила руки.

– Я вас слушаю.

– Расскажите мне об Ольге. Какой она была?

– Даже не знаю, что сказать. Ольга ничем особо не выделялась: ни в математике, ни в литературе. Она была обычной средней ученицей, в журналистику, мне кажется, она пошла не от призвания, а просто так. Кстати, родители ее умерли. По-моему, два года назад или три. Один за другим. От инфаркта.