– Ну… Во-первых, Ника Загородская. Это его последняя пассия, – уточнил Виноградов. – Но имейте в виду, если что, я – пас. У нас коллектив маленький, и лишние склоки мне ни к чему. Я свою работу люблю и привык за нее держаться, а так можно запросто вылететь из всех проектов. Я этого, понятное дело, не могу допустить. Не могу оказаться без всяких средств и снова стать никем… – Артист замолчал.

– Я все понимаю. Значит, Загородская… – протянул Павел.

Почему же она мне не сказала об этом? Зачем Виктория Огурцова играет в такие сложные игры? У нее есть причины скрывать это? На стеснительную барышню она не похожа.

Он сделал в блокноте витиеватую завитушку и посмотрел в окно. Погода портилась. Слякоть. Дождь. Скорее бы пошел снег – чистый, белый, скрывающий все это безобразие. Внезапно он затосковал по снегу в родном городе. Там зима всегда приводила его в состояние почти детского восторга. Он помнил, как любил в детстве лизать снег, воображая, что это мороженое… А как хорошо было слепить снежок и запустить его, например, в дерево или в одноклассника. А если бросить снежок в ветки, уже опушенные снегом, то можно наблюдать, как распускается снежная бахрома и летит, летит, сверкая, звонко-серебристая пыль… А здесь… Москва. Слякоть, траурно-черный асфальт и жуткое преступление, которое надо распутать. Странные убийства – вот уже двое так погибли, Диянов и Морозов. Что между ними общего? Просто знакомые? Или их связывало нечто иное? Это дело ему непременно нужно раскрыть, иначе он опозорится капитально. Он не может подвести отдел, отца и мать, которые верят в него, сестренку Татьяну и даже собаку Хрустю, которую подобрали дворняжкой, а сейчас она выросла в приветливого и преданного рыже-черного пса.

– Как давно Загородская является любовницей Громопуло?

– Я не знаю, – несколько чопорно ответил актер. – Спросите у нее самой, – с некоторой ехидцей добавил он.

– Непременно, – пообещал Паша. – Так и сделаю.

* * *

На лестнице он столкнулся со старушкой, часто попадавшейся ему навстречу. Она гуляла с белой болонкой – Мусей. В этот раз пожилая женщина остановила Пашу.

– Молодой человек, вы сейчас заняты?

– Нет. А что?

– У меня отвалилась ручка от кухонной двери, – умоляюще сказала она. – Не могли бы вы помочь мне?

– Нет проблем, сейчас…

– Меня зовут Вера Павловна. А вас?

– Павел.

– А по отчеству? Без него как-то нехорошо. Не принято незнакомых людей величать по имени.

– Можно без отчества. Просто Павел.

* * *

Паша поднялся на шестой этаж и остановился перед дверью. Дерматиновая обивка, покосившиеся цифры. Через минуту он оказался в длинном коридоре, где, как ему показалось, царила полная темнота. Щелкнул свет, и первым, что увидел Павел, была белая моська. Рядом с ней – красавец кот, черный с белыми пятнами.

– Вот эта дверь, – прошелестел голос старушки. – Идите за мной.

В ручку был воткнут гвоздь.

– Где второй, не знаю.

– Инструменты есть?

– Где-то были. Сейчас поищу. Вы проходите на кухню пока.

Павел снял куртку и повесил ее на вешалку. Пахло лекарствами и мятой.

В кухне, обставленной темной мебелью, его уже ждали: кот и моська смотрели на него во все глаза – неподвижные болванчики, шокированные приходом гостя.

Вера Павловна вернулась с большим ящиком.

– Кажется, здесь…

Принимая из ее рук инструменты, Павел не удержался:

– Позвали бы меня. Такая тяжесть…

– Все сама привыкла делать, что не есть хорошо, особенно на старости лет. Но так уж жизнь распорядилась, и жаловаться на нее грех.

Ручка была приделана за пять минут. Проверяя работу, Павел подергал ее несколько раз.

– Вроде бы крепко сидит. Если не дергать, то все будет нормально…

– Ну что вы! Какое – дергать, это я просто потянула, и она отвалилась. Давно не подкручивалась… Тут дергать некому…

Павел посмотрел на моську, потом на кота. Ему показалось, что кот подмигнул.

– Ну, я пошел.

– А чай? Не откажитесь выпить чаю. У меня есть дивное варенье из вишни…

Варенье напомнило мамино. Павел уткнулся в чашку. Когда он звонил родителям? Несколько дней назад?

– Вы тут недавно…

– Да, нежданное наследство свалилось в виде квартиры в этом доме. Так я здесь и оказался.

– Это не очень хорошо.

– Почему? – удивился Паша.

– Все нежданное нужно отмаливать. В нем могут быть как хорошие, так и плохие черты. Здесь важно все очистить… Вы ходите в церковь?

– Редко…

– Я вам подарю икону. Молитесь в трудные минуты.

Она вышла из кухни и вскоре вернулась с небольшой потемневшей иконой.

– Вот. На здоровье… Вы где работаете?

– В полиции.

– Благородная работа… Только требует мужества и смелости… Никогда ни о чем не жалейте: ни о поспешных решениях, ни об опрометчивых шагах. Это школа жизни, которую должен пройти каждый… и чем скорее, тем лучше. В молодости хорошо закалять характер, который потом пригодится.

Моська легла под стол, а кот сидел в отдалении – невозмутимый, как Будда.

– Трудные дела?

– Да, особенно последнее, – про себя Павел сказал «оно же первое». Распространяться на эту тему ему не хотелось.

– Понимаю…

– А что, по-вашему, означает роза? – внезапно спросил Павел.

Под потолком мягким светом светила люстра, отчего все предметы приобрели тускло-сливочный оттенок.

Глаза у Веры Павловны слезились. Сколько ей лет? Семьдесят? Восемьдесят? Тонкая ниточка губ, фарфоровая кожа в мелких морщинках. Небесно-голубые глаза…

– Роза вообще-то – знак молчания, – сказала она после легкой паузы. – Давний старый символ. Молчание, которое необходимо соблюдать. А при каких обстоятельствах вы нашли розу? – спросила она с некоторым беспокойством.

Павел промолчал. Сказать об этом было выше его сил.

– Понимаю. Говорить нельзя.

Допив чай, Павел ушел, при этом сказал старушке, что, если нужно, пусть обращается к нему. Он всегда готов прийти на помощь. Он оставил свой телефон и, спускаясь по лестнице, подумал, что день точно прожит не зря. По крайней мере, одно доброе дело он сделал.

* * *

До самого главрежа он пока не дошел. Набрал телефон администратора, услышал дежурное: «Театр “На грани”», представился. Ему показалось, что его узнали, и в трубке послышался легкий звук, похожий на неодобрительное причмокивание.

– Константин Громопуло у себя?