Несмотря на эти трудности, существовали талантливые лидеры, чтобы руководить делами секты, и правление Ала ад-Дина было периодом и интеллектуальной, и политической активности. Признанным долгом, приносившим славу мусульманскому правителю, было покровительство наукам и образованию, и имамы исмаилитов не отставали в этом отношении. Широко была известна библиотека Аламута, и даже весьма враждебно настроенный Джувейни признает свой интерес к ней. А в этот период она привлекла ряд ученых из других стран. Самым выдающимся среди них был философ, богослов и астроном Насир ад-Дин Туси (1201–1274), который прожил в цитадели несколько лет. На этот раз он сошел за исмаилита и даже написал исмаилитам трактаты, которые и в наши дни являются авторитетными для членов секты. Позднее он провозгласил себя шиитом-двунадесятником, который общался с исмаилитами против своей воли. В каком случае имело место taqiyya – благоразумное сокрытие своей веры, если оно вообще было, остается неясным.

В первые годы правления Ала ад-Дина ситуация в Иране была благоприятной для дальнейшей экспансии исмаилитов. Хорезмскую империю разрушило вторжение монголов, и пока последний хорезмшах султан Джелал ад-Дин тщетно пытался восстановить свое разрушенное царство, исмаилиты успешно расширяли собственное. Приблизительно в это же время они захватили город Дамган рядом с крепостью Гирдкух и, очевидно, пытались захватить город Рей, где приблизительно в 1222 году хорезмийцы массово перебили миссионеров исмаилитов.

В 1227 году султан Джелал ад-Дин навязал исмаилитам перемирие и заставил платить себе дань за город Дамган. Незадолго до этого был убит хорезмийский офицер Оркхан как ответная мера за набеги на поселения исмаилитов в Кухистане. Насави, биограф хорезм-шаха Джелал ад-Дина, ярко рисует эту сцену: «Трое фидаев набросились на Оркхана и убили его за пределами города. Затем вошли в город со своими кинжалами в руках и выкрикивали имя Ала ад-Дина до тех пор, пока не дошли до ворот дворца визиря Шараф аль-Мулька. Они вошли в канцелярию, но не нашли его, так как он в это время был во дворце у султана. Они ранили слугу и выбежали из здания, выкрикивая свой боевой клич и хвастаясь успехом. Простые люди швыряли в них камни с крыш домов, пока не забили их до смерти. Испуская дух, они кричали: „Мы приносим себя в жертву нашему Владыке Ала ад-Дину!“».

Именно в это время Бадр ад-Дин Ахмад, посланник Аламута, находился в пути, чтобы встретиться с султаном. Узнав об этих событиях, он, естественно, встревожился, как его встретят, написал визирю и попросил у него совета, продолжать ли ему путь или повернуть назад. Боясь за свою жизнь, визирь был только рад принять посланника исмаилитов в надежде, что его присутствие «оградит его от ужасной судьбы и смерти, выпавшей на долю Оркхана». Поэтому он посоветовал посланнику присоединиться к нему и пообещал сделать все возможное, чтобы помочь ему в миссии.

Теперь эти двое ехали вместе, и визирь прилагал все усилия, чтобы втереться в доверие к своему внушающему страх гостю. Однако их дружбу омрачил прискорбный инцидент. «Когда они достигли равнины Сераб, то немного выпили, и последствия возлияния начали сказываться на Бадр ад-Дине; он сказал: „Даже в вашей армии у нас есть фидаи; они занимают прочное положение и выглядят как ваши люди – некоторые из них работают на конюшне, а другие на службе у главного герольда султана“. Шараф аль-Мульк настоял, чтобы увидеть их, и дал ему свой платок в качестве охранной грамоты. Тогда Бадр ад-Дин позвал к себе пятерых фидаев, и, когда они пришли, один из них, дерзкий индус, сказал Шараф аль-Мульку: „У меня была возможность убить тебя в такой-то день в таком-то месте, но я не сделал этого, потому что я еще не получил приказ заняться тобой“. Когда Шараф аль-Мульк услышал эти слова, то сбросил плащ, сел перед ним в одной рубашке и сказал: „А что за причина? Чего хочет от меня Ала ад-Дин? За какой грех или какие мои недостатки он жаждет моей крови? Я такой же его раб, как и раб султана, и вот я перед тобой. Делай со мной, что хочешь!“» Весть об этом достигла султана, который пришел в ярость от такого самоунижения Шараф аль-Мулька и тут же приказал ему сжечь пятерых фидаев заживо. Визирь молил помиловать их, но напрасно, и был вынужден исполнить приказ султана. «У входа в его шатер был разожжен огромный костер, и в него бросили пятерых фидаев. Пока они горели, то кричали: „Мы приносим себя в жертву нашему Владыке Ала ад-Дину!“, пока их души не покинули тела, превратившиеся в золу, которую развеяли ветры». В качестве дополнительной меры предосторожности султан велел казнить и главного герольда за его халатность.

Насави своими глазами видел последствия. «Однажды я был с Шараф аль-Мульком в Бардхаа, когда посланник Салах ад-Дин приехал к нему из Аламута и сказал: „Ты сжег пятерых наших фидаев. Если ты ценишь свою безопасность, то должен заплатить за это кровопролитие штраф 10 000 динаров за каждого из них“. Эти слова настолько потрясли и устрашили Шараф аль-Мулька, что он не знал, что ему делать. Он задобрил посланника щедрыми дарами и оказал ему всевозможные почести, а мне приказал написать ему официальное письмо, в котором говорилось о сокращении на 10 000 динаров ежегодной дани в сумме 30 000 динаров, которую они должны сдавать в казну султана. И Шараф аль-Мульк приложил к этому письму свою печать».

Договор между хорезмшахом и исмаилитами не оказался эффективным. Периодические ссоры с султаном Джалал ад-Дином продолжались, в то время как исмаилиты поддерживали дружеские отношения с двумя главными врагами хорезмийцев – халифом на западе и монголами на востоке. В 1228 году исмаилитский дипломат Бадр ад-Дин совершил путешествие через реку Окс ко двору монгольского хана. Шедший на запад караван исмаилитов из семидесяти человек был остановлен и перебит хорезмийцами под вымышленным предлогом, что будто бы с ними едет монгольский посланник в Анатолию. Ссора между исмаилитами и хорезмийцами длилась много лет, оживляясь время от времени вооруженными столкновениями, убийствами или переговорами.

Однажды Насави был послан с посольством в Ала-мут, чтобы потребовать сбалансировать дань, которая причиталась Дамгану. Он описывает свою миссию с удовлетворением: «Ала ад-Дин благоволил ко мне больше, чем ко всем другим посланникам султана, относился с огромным уважением и проявлял щедрость. Он был настолько лоялен ко мне, что оделил меня вдвое большим, чем обычно, количеством подарков и почетных одеяний. Он сказал: „Этот человек достоин почестей. Щедрость к такому человеку никогда не бывает напрасной". Стоимость всего, подаренного мне деньгами и в натуральном выражении, составила около 3000 динаров, включая: два почетных одеяния, каждое из которых состояло из атласного плаща с капюшоном с меховой отделкой и пелериной, один на атласной подкладке, а другой на подкладке из китайского крепа; два пояса стоимостью 200 динаров; 70 отрезов тканей; двух коней с седлами, уздечками и упряжью; тысячу динаров золотом; четырех коней под попонами; караван двугорбых верблюдов и тридцать почетных одежд для моей свиты». Даже сделав скидку на некоторое преувеличение, ясно, что владыка Аламута был хорошо обеспечен в этом мире.

Ссора с хорезмшахом была не единственной проблемой исмаилитов. Ближе к своим владениям они ввязались в драку с правителем Гиляна, отношения с которым никак не улучшила скорая казнь гилянских принцесс после смерти Джалаладдина Хасана. В какой-то момент исмаилиты завладели дополнительной территорией вокруг Тарима в Гиляне. С другой стороны, отношения с их давними врагами в Казвине были сравнительно мирными. Ала ад-Дин Мухаммед, что удивительно, был преданным учеником казвинского шейха и ежегодно отсылал ему в дар 500 золотых динаров, которые шейх тратил на еду и питье. Когда казвинцы упрекнули шейха, что он живет на деньги еретиков, тот ответил: «Имамы считают законным брать у еретиков кровь и деньги; и уж точно вдвойне законно, когда они предлагают их по своей доброй воле». Ала ад-Дин сказал жителям Казвина, что только из-за шейха он пощадил их город. «Если бы шейха не было в городе, я привез бы прах, оставшийся от Казвина, в замок Ала-мут во вьючных корзинах».