Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бирюков попросил хотя бы в общих чертах обрисовать форму пистолета. Милосердое с помощью пальцев изобразил нечто похожее на наган. Заметив на его безымянном пальце свежую ссадину, Антон поинтересовался:
— Чем повредили?
— Палец?.. — Милосердое поморщился. — Грабитель сорвал перстень.
— Серебряный, с бирюзой? — почти наугад спросил Антон.
— Да, да.
— Где и когда этот перстень покупали?
— У одной знакомой девушки, недавно.
— Владимир Олегович, называйте имена и фамилии своих знакомых, — попросил Бирюков.
— Собственно, зачем такие подробности?.. — Милосердое уставился на Антона непроницаемыми стеклами очков. — Допустим, у Лели Кудряшкиной купил. Вам это о чем-то говорит?
— О многом. Сколько заплатили?
— Пятьсот рублей. Можете проверить — Кудряшкина не отопрется.
«Уже проверял — отпирается», — озабоченно подумал Антон, а вслух спросил, почти равнодушно:
— Геннадия Митрофановича Зоркальцева знаете?
— Пару раз, кажется, видел на квартире у одних знакомых, — по инерции уклончиво ответил Милосердое и сразу извинился. — Простите, у Харочкиных, видел. Зоркальцев готовит их дочь к поступлению в институт.
Сказал «готовит», а не «готовил», как будто не знал, что Зоркальцева уже нет в живых. Это не ускользнуло от внимания Бирюкова, и он без всяких обиняков спросил:
— Вы действительно собираетесь жениться на Анжелике Харочкиной?
На лице Милосердова появилось не то удивление, не то растерянность, однако ответил он очень спокойно:
— Действительно.
— Знаете, что у них произошло с Зоркальцевым?
— Знаю — ничего не произошло. Это очередная глупость Людмилы Егоровны. Думаю, она исправит свою ошибку. Зоркальцев ни в чем не виноват.
— Вы уверены в этом?
— Да. Анжелика утверждает, что мама нафантазировала на репетитора.
— У вас с Анжеликой приличная разница в возрасте…
Милосердое опустил голову.
— Это не имеет существенного значения.
— Позвольте нескромный вопрос. Почему вы, человек с высшим педагогическим образованием, работаете официантом?
Переставший было раскачиваться Милосердое вновь засверкал стеклами очков и, видимо, решил отделаться шуткой:
— Судьба играет человеком…
— Хотелось бы, Владимир Олегович, услышать от вас серьезный ответ, — сказал Бирюков.
Милосердое резко остановил кресло-качалку, уставился очками в пол. После некоторого раздумья заговорил:
— Свою педагогическую карьеру я испортил в зародыше, когда, закончив институт, вместо школы пошел работать переводчиком в «Интурист». Намерения были серьезные. Хотел в совершенстве овладеть языком, так сказать, при постоянном живом разговоре с иностранцами. Не получилось. Друзья подвели. Одному хотелось иметь импортные джинсы, второму — свитер, третьему— пачку зарубежных сигарет. По легкомыслию молодости я старался выполнять дружеские заказы и… пришлось с «Интуристом» расстаться. Работать в школе побоялся — многое из педагогики забыл. А куда еще с моей специальностью устроишься?.. Случайно попалось объявление: «Тресту ресторанов требуются официанты». Рассчитывал поработать временно, чтобы иметь кусок хлеба, но в конце концов решил кормиться по принципу: лучше синица в руках, чем журавль в небе.
— Ну и как эта «синица» кормит?
— Не жалуюсь, концы с концами свожу… — Милосердое чуть улыбнулся и вдруг сменил тему. — Вы, кажется, сказали, что ваша фамилия Бирюков?..
— Да, моя фамилия Бирюков, — подтвердил Антон.
— Вы родом не из Березовки?
— Оттуда.
— Галину Терехину знаете?
— В одной школе десять лет учились.
— О! Значит, это о вас я так много наслышан. Терехина ведь первая моя жена.
— Почему не ужились с ней? В школе Галка была жизнерадостной и бескомпромиссной девчонкой.
— Такой же идеалисткой и осталась. Готова, как в старину говорили, перебиваться с хлеба на квас, но — упаси бог! — только бы чтоб люди не подумали, что живем не по средствам. Так и жили с ней несколько лет: купим какую-нибудь вещь и впору хоть у соседей на троллейбус пятак занимай… — Милосердое несколько раз качнулся. — Не вынес я такой жизни, ушел от Галины. Честно сказать, теперь жалею…
— К чему вы этот разговор завели? — прямолинейно спросил Антон.
— Чтобы предупредить вас — у Галины может быть негативное впечатление обо мне. Не каждому слову надо доверять.
— Мы обычно не только доверяем, но и проверяем.
— Конечно, конечно…
Милосердое, похоже, успокоился и вроде позабыл о недавно пережитом потрясении. Говорил он, как правильно подметил следователь-лейтенант, с некоторым замедлением, будто прислушивался к каждой фразе. От этого речь получалась задумчивой, плавной. Внимательно наблюдая за ним, Бирюков никак не мог представить его в роли «вежливого хама». Перед Антоном сидел культурный, сдержанный человек, сознающий прошлые свои ошибки и оценивающий их несколько иронично. Одет Владимир Олегович был в светлые, тщательно отутюженные брюки и перетянутую в талии пояском японскую пижаму с закрытым воротом и широкими, как у кимоно, рукавами.
Бирюков обвел взглядом необычную обстановку комнаты: старинный инкрустированный шкаф; часы с безжизненной медной тарелкой маятника, деревянный резной футляр которых упирался в потолок; огромный купеческий буфет с причудливой резьбой и золотыми полосками на дверцах. Несмотря на допотопное производство, мебель сохранилась хорошо, и Антон по достоинству оценил труд старинных мастеров, умевших делать вещи на века. Особенно прочно выглядел покрытый зеленым сукном письменный стол на точеных ножках. На столе возвышался бронзовый чернильный прибор с огромным взлетающим орлом. Современный телефонный аппарат рядом с ним казался игрушечным.
Вероятно заметив, что Антон рассматривает мебель, Милосердое, будто оправдываясь, сказал:
— Нравится мне старина — износу ей нет. У наследников знаменитого профессора почти за бесценок купил.
В заставленной мебелью комнате было душно. Бирюков, чтобы вытереть вспотевший лоб, потянул из кармана пиджака носовой платок и услышал, как об пол стукнулась расческа. Нагнувшись за ней, Антон заметил у стола блеснувшую целлофановой оберткой коричневую книжицу. Вместе с выпавшей расческой поднял ее — это было водительское удостоверение Зоркальцева.
— Так… Объясните, каким образом этот документ оказался у вас? — хмуро проговорил Бирюков.
Милосердое сверкнул стеклами очков.
— Наверное, у парня из кармана… — внезапно заволновался он. — Да, конечно же!.. Парень, когда выхватил пистолет, стоял на этом самом месте. Честное слово! Не верите?..
— Верю, — сказал Антон, решив про себя, что пора начинать разговор, ради которого пришел сюда. — Владимир Олегович, где находится дача Зоркальцева?
— Представления не имею! — торопливо выпалил Милосердое, видимо, не ожидавший столь быстрой смены разговора.
— О том, что дача сгорела, конечно, знаете?
— Следователь говорил. Даже выписанный мною счет показывал.
— Не вспомнили тех клиентов?
— Не вспомнил.
Очень