Перед глазами до сих пор стоит выражение ее лица: взглядискоса, на камеру. Взгляд, говорящий: «Яневидимка. Вы меня не видите». Она шласлишком медленно, слишком сильно старалась не выделяться из толпы, затеряться.

Похитители тел так не ходят.

Что Шэрон делает посреди огромного города Чикаго?

Есть ли там другие? Без вариантов, нужно отправляться напоиски. Если где то есть другие люди, мы должны их найти.

Мне придется идти одной. Шэрон никого к себе не подпустит,кроме меня — ну, меня она тоже не подпустит, но, может быть, хотя бы выслушает.Я точно знаю, где она прячется.

— А ты? — хриплым голосом спрашиваю я. Я не уверена, чтофизически вынесу томительное расставание. — Ты справишься?

— Нас никому не разлучить, Мелани — ни Богу, ни черту.

Не давая мне передохнуть или хотя бы утереть выступившиеслезы, Мелани швыряет в меня еще одно воспоминание.

Джейми свернулся клубочком у меня под рукой — он больше непомещается. Ему приходится все время подбирать неуклюжие, угловатые, все времямешающие руки и ноги. Руки Джейми постепенно наливаются силой и мускулами, нопока он еще ребенок — дрожит, весь сжался. Джаред загружает машину. Если быДжаред был с нами, Джейми не показал бы, что боится. Джейми старается бытьхрабрецом, как Джаред.

— Я боюсь, — шепчет он.

Я целую его волосы, темные темные. Даже здесь, в заросляхсмолистых колючек, они пахнут песком и солнцем. Кажется, что он часть меня:разделить нас — все равно что содрать соединяющую нас кожу.

— Джаред о тебе позаботится. — Я должна казаться храброй, вочто бы то ни стало должна.

— Я знаю. Я за тебя боюсь. Боюсь, что ты не вернешься. Какпапа.

Я вздрагиваю, вспоминая ужас, боль и страх того дня, когдасгинул отец. Впрочем, тело его в один прекрасный день вернулось, пытаясьнавести на нас Ищеек. Никогда не заставлю Джейми еще раз пережить подобное!

— Я вернусь. Я всегда возвращаюсь.

— Мне страшно, — твердит он. Надо быть храброй.

— Все будет хорошо, — обещаю я. — Я вернусь, вот увидишь. Тыже знаешь, я не обману. Только не тебя, Джейми.

Его дрожь стихает. Он в меня верит. Он мне доверяет. И ещеодно воспоминание.

Я слышу их этажом ниже. Еще несколько минут, а то и секунд,— и меня найдут. Якорябаю слова на грязном клочке газеты. Почти неразборчиво,но если Джаред обнаружит записку, он все поймет.

«Не успела. Люблю тебя, люблю Джейми. Не возвращайтесьдомой».

Я не только разбила им сердце, я лишила их укрытия. Япредставляю наше маленькое жилище в каньоне, заброшенное навсегда. А если незаброшенное, то ставшее могилой. Вижу, как мое тело ведет туда Ищеек. Улыбку намоем лице, когда там застанут…

— Хватит, — громко обрываю я, содрогнувшись от резкой боли.— Хватит! Я тебя поняла. Я тоже не могу без них жить. Довольна? Рада, что неоставила мне выбора? Выход один — избавиться от тебя. Соскучилась по Ищейке?Тьфу, по Искательнице? Б р р! — Меня передергивает, как будто Искательницасобралась вселиться в меня.

«Есть другой выход», — мягко нашептывает Мелани.

— Правда? — саркастически отзываюсь я. — Может, покажешь,какой?

«Посмотри и поймешь».

Гора впереди выделялась над окружающим пейзажем: одинокаяскала посреди равнины. Мелани направила мой взгляд по контуру, пройдясь понеровному, двузубчатому гребню: тягучая, неровная кривая, потом — резкийповорот на север, еще один поворот в обратную сторону — и снова на север, наэтот раз дольше, а затем внезапный спуск южнее, постепенно опять переходящий впологую кривую.

Не на север и на юг, как мне всегда представлялось в ееотрывочных воспоминаниях, а вверх и вниз.

Очертания горного пика. Линии, которые вели к Джа реду иДжейми. Первая линия, первый ориентир.

Я найду их.

«Мы найдем их, — поправила меня Мелани. — Ты не знаешь всехнаправлений. Это как с хижиной, я никогда не говорю тебе всего».

— Не понимаю. Куда она ведет? Куда может привести гора? —Едва я представила, что Джаред рядом, что я могу увидеться с Джейми, сердцезабилось быстрее.

Она показала мне ответ.

— Это всего лишь линии. А дядя Джебпросто старый чудак.Полный чудик, как и все родственники по отцовской линии. — Я пытаюсь вырватьальбом из рук Джареда, а он даже не замечает моих усилий.

— Полный чудик, как мама Шэрон? — парирует он, все ещеизучая темные карандашные отметки, портящие обложку старого фотоальбома.Единственная вещь, уцелевшая за годы наших скитаний. Даже записи, оставленныемоим выжившим из ума дядей Джебом во время его последнего визита к нам,навевают ностальгию.

— Один — ноль в твою пользу.

Если Шэрон еще жива, то только потому, что ее мать,полоумная тетушка Мэгги, на пару с дядей Джебом претендовала на звание самогобезумного члена сумасшедшей семейки Страйдер. Отца эта семейная черта, можносказать, обошла стороной — по крайней мере, у нас не было секретного бункера назаднем дворе, — остальные же его братья и сестра, тетя Мэгги, дядя Джеб и дядяГай ревностно верили в любые теории заговора. Дядя Гай умер еще до того, какостальных смело вторжение — в дорожной аварии, такой обыкновенной, что ниМэгги, ни Джеб не смогли ни к чему придраться.

Отец любовно прозвал их «Чокнутые». «Думаю, пора навеститьЧокнутых», — заявлял он, и мама стонала. В результате подобные заявлениязвучали отнюдь не часто.

В один из таких редких визитов в Чикаго Шэрон отвела меня впотайное убежище матери. Мы, конечно же, попались — у тетушки Мэгги повсюдустояли ловушки. Шэ рон устроили выволочку, и хотя я поклялась, что никому нескажу, у меня было чувство, что тетушка Мэгги не успокоится, пока не построитновый тайник.

Но я помню, где находился первый. Я представляю себе Шэрон,живущую, как Анна Франк, в самом центре оккупированного города, среди врагов.Мы должны ее найти и взять к себе.

Джаред прерывает мои размышления.

— Именно чудики и должны были выжить. Люди, предсказавшиеприход Большого Брата. Люди, которые заподозрили всех вокруг еще до того, каквсе вокруг сделались опасными. Люди, заранее подготовившие укрытия. — Джаредулыбается, не выпуская из рук альбом. А затем его голос мрачнеет. — Люди вродемоего отца. Если бы он и мои братья не схватились за оружие… Спрятались бы снами, и все.