все остальные звуки, и Петухов решил не терзать свой слуховой аппарат и подумать о том, как он использует свою часть ворованной добычи.

В горле запершило, и Миха громко закашлялся. Он вдруг вспомнил о столе, который должна была приготовить для него хозяйка. Жрачка интересовала мало, но вот сто граммов, про которые упоминала доверчивая старушка, пришлись бы ему как раз кстати.

Он мысленно выругался: «Мудаки, не могли минут пятнадцать подождать, пока я опохмелился бы и подлечил нервную систему. Сейчас бы и лежать здесь было приятнее!»

Петухов еще раз проклял своих дружков, почесав друг о дружку ноги, торчащие с половиной туловища из-под ванны. Лежать было неудобно, грудь слегка придавило, шея затекла.

Неожиданно напор воды начал падать, до Михи отчетливо донеслись голоса. Женщина что-то возмущенно выкрикивала, а мужской незнакомый голос успокаивал ее.

— Да я лучше сдохну, чем… — истерично выкрикнула хозяйка.

Дальше Миха не расслышал, грохот воды опять заглушил фразу. Водопроводчик неожиданно для себя отметил: «Кого они еще, черт побери, приволокли с собой, ведь договорились провернуть дельце втроем, никого больше не брать».

— Ладно, — пробубнил еле слышно Миха, — чего мне волноваться, это их дело, пусть с кем хотят делятся своей долей, свою третью часть я у них из глотки выдеру, если на то пошло.

Вдруг до него донесся какой-то шум: то ли звон разбитой посуды, то ли лязг столовых приборов… Миха прислушался и услышал приближающийся топот тяжелых шагов. Дверь в ванную распахнулась, и Петухов увидел, как два огромных желтых ботинка 46 или 48 размера с железными набойками медленно и глухо зацокали к нему и застыли в полуметре от его головы.

Миха никогда не видел такой шикарной обуви из грубой прочной кожи, и кому она принадлежала даже не мог предположить. По-видимому, новому приятелю Лома, с которым его не успели познакомить, взяв новичка на дело без его согласия.

Петухов хотел выругаться шепотом и послать подельника на три буквы, чтобы тот здесь зря не топтался и не томил Миху под этой вонючей ржавой ванной, но благоразумно сдержался, понимая, что рядом может находиться хозяйка и засечь его. Он застыл в неудобной позе, не подавая признаков жизни. Впрочем, все было гораздо проще: у Михи сработал рефлекс самосохранения, что-то неладное он почувствовал в создавшейся ситуации, уж слишком много было случайных неожиданностей. Во-первых, зашли раньше времени, во-вторых, привели какого-то незнакомца, в-третьих, был уговор, чтобы в ванную не заходить, а взяв барахло, сразу слинять…

«А вдруг меня хотят подставить? — осенило Миху. — Потому и взяли какого-то залетного, который ляжет на дно, а меня повяжут менты. Но какой им резон топить меня? Впрочем…» У Михи мелькнула одна мыслишка, которая навела на грустные размышления: кое-кому нравилась его Зинка, и, убрав его в места не столь отдаленные, человек мог бы прилично заработать.

Однако Петухов отогнал невеселые мысли, как надоедливых навозных мух: «Не могут кореша так поступить, уж слишком много я знают про них. Да и проверены они десятки раз…»

Неожиданно воздух сотряс громовой голос, от которого сантехник вздрогнул и плотнее вжался в стенку, почти слившись с ней.

— Что там? — донеслось из комнаты.

— Чисто, Сом! — крикнул басом мужчина, заглушив шум падающей из крана воды, и зацокал из ванной.

До сознания Петухова не сразу дошло… Какой Сом? Или ему послышалось? Не Сом, а Лом! Ну, конечно же…

Однако что это за импровизация, зачем было заходить в ванную комнату? И у Михи снова возникло плохое предчувствие.

Глава 7

Старший лейтенант прошелся по мостовой вдоль дома номер шесть по переулку Багратиона, постращал крутившуюся бабку фарцовщицу, строго предупредив в последний раз наглую старуху, погонял парочку убогих нищих побирушек, других как ветром сдуло, лишь только они завидели издалека несговорчивого участкового. Глотов завернул во двор дома номер шесть.

Здесь было спокойно и тихо. Обычно плотно занятые лавочки возле подъездов пустовали. В подвале что-то гремело. Глотов подошел поближе и увидел старого дворника, который складывал в свой сарайчик орудия труда: лопату, грабли, метлы…

Участковый посмотрел на часы и ушел со двора на улицу. Он не заметил, что в дальнем углу двора скромно примостилась серебристая машина марки «Мерседес»…

* * *

Нескладная человеческая фигура в синем одеянии, описав в воздухе замысловатую траекторию, со свистом рассекла свободное пространство. Подчиняясь законам тяготения, еще пока живое человеческое тело с тупым грохотом упало на железный капот новенькой иномарки, лихо катившей по мостовой.

Куски вязкого теплого вещества брызнули в разные стороны на десятки метров, окропив мостовую, лобовое стекло и прохожих красной липкой жидкостью… Изуродованное кровавое месиво еще раз подбросило вверх, и оно, упав на мостовую, распласталось бесформенной массой перед колесами темно-вишневого «БМВ».

Истерический, дикий женский вопль слился с мерзким, пробирающим до самых костей протяжным визгом скрипучих тормозов и свистом паленой резины. Подхваченный десятками испуганно-возмущенных человеческих возгласов, он вырвался за пределы квартала и завис в воздухе.

На месте происшествия мгновенно образовалась многочисленная толпа случайных прохожих и любопытных зевак.

* * *

Старший лейтенант скорее почувствовал, чем увидел происшедшее. Резко повернувшись, он успел только зафиксировать финал случившегося. На мгновение Глотов опешил, растерянно и безучастно глядя в одну неподвижную точку — на окровавленный расплющенный труп человека в синем…

Наконец, его привел в чувство чей-то голос. Пожилой мужчина, заикаясь, торопливо спешил сообщить:

— Товарищ милиционер, человека убили!

— Что?

— Я сам видел, как шофер на «БМВ» сбил женщину, — тараторил лысый мужик, — развелось их сволочей! На губах молоко не обсохло, а они, стервецы, на дорогих иномарках разъезжают.

Толстяк заглянул в лицо старлею, стараясь понять, как он относится к такому безобразию.

— Я бы этих сукиных детей на Колыму, — разрывался от злости толстяк, размахивая руками, — лет на двадцать пять, да нет, пожизненно, как при Сталине.

Участковый пришел в себя и посмотрел на назойливого толстяка, так, словно только что его увидел.

— Всех? — спросил старлей.

— Что всех? — не понял гражданин и как-то сразу поник, умерив свой гражданский пыл.

— Я говорю, всех за решетку? — усмехнувшись, переспросил Глотов.

— Нет, — испуганно замялся мужчина, — только виновных.

Милиционер одобрительно кивнул головой.

— Хорошо. Вы видели, что произошло?

— А как же!

Старлей уверенным шагом шел к разрастающейся толпе ротозеев, а толстый гражданин семенил рядом с ним, рассказывая об увиденном.

— Он подрезал ее, — уверенно говорил свидетель, — она подлетела и прямо на капот.

— Вы видели все от начала до конца? — недоверчиво переспросил свидетеля участковый.

— А как же!

Толстяк даже покраснел от возмущения. Как это в