Поскольку всюдорогу мы проспорили о суде, то и не договорились, кто первый заведет разговор.

Хозяйка смотрелана нас, мы на товары, молчание в лавочке становилось всё более и болеенапряженным, и, наконец, я прорвала его.

— Нам вон тотподсвечник покажите, пожалуйста…

Хозяйка,энергичная дама неопределенного возраста, сняла с полки медный подсвечник.

— Берите,берите, — посоветовала она. — Последний остался по такой цене, другиедороже пойдут.

— А чеготак? — вступил в разговор Лёд, подбираясь к нужной теме. — И свечки,смотрю, подорожали… Раньше на эту цену полдюжины можно было взять, а теперь ичетырех не укупишь.

— Вы,молодежь, как дети, прямо?! — всплеснула руками возмущенная дама. —Все ж дорожает! Указ о взятках вышел — так теперь еще больше давать надо, зариск накидывают. Новый товар уже по новой цене идет. Налоги плати, пошлиныплати, за то чтобы лавочка целой была…

Тут она осеклась,словно сболтнула лишнее, рот сжала плотно, как края кошелька и замолчала,несмотря на все попытки Льда разговорить ее снова.

Мы расплатились заненужный подсвечник и грустно вышли на улицу.

— Льдинка, нуа ты что хотел? — спросила я расстроенного Льда. — Будь ты один, она,может быть, и рассказала чего-нибудь, — а так нас была уже толпа, длячетырех ушей эта информация не предназначается.

— Владельцылавок и не скажут, — почесал Лёд затылок. — Им есть что терять. Надовыйти на тех, кто рядом вертится, много знает, но взять с кого практическинечего.

— Ну изадачку ты задал, — пожала я плечами, глядя на Льда с некимудивлением. — Еще бы придумать, где найти человека с таким наборомдостоинств. А когда найдешь, надо придумать, как его расколоть.

— Ты мненайди, а я уж расколю, — подмигнул Лёд.

Личная жизньстановилась всё интереснее, как Нож мне, в принципе, и обещал.

Что-то, как я нистаралась, полноценно спать всю ночь всё равно не удавалось. Дракона теперь незвала, но времени на сон от этого не прибавилось, так в чём же, спрашивается,выигрыш?

Как порядочныйчеловек, Янтарный не мог позволить, чтобы девушка бегала к нему на свидания,поэтому приходилось принимать его у себя.

Соответственно,пришлось разжиться веревочной лестницей, которую надо было спускать из окна,чтобы он мог подняться, поднимать, а утром снова спускать, выпроваживая его темже путем, чтобы не дискредитировать представительство в глазах общественности.Короче, сплошные проблемы.

Наши делали вид,что ничего не замечают, хотя не заметить веревочную лестницу, нагло свисающуюиз окна, — о-о-о-о-очень сложно.

Град как-товечером, делая обход Огрызка перед сном для порядка и здоровья, чуть ли носом внеё не уперся, в сиреневых вечерних сумерках: Янтарный уже поднялся, и мы стализатягивать лестницу в окно.

Увидев, чтозагадочная вещь ускользает, замороченный Град вцепился в её край и стал тянутьна себя. Мы — на себя. Он не отпускал. Мы тоже.

Так мы и перетягивалилестницу до тех пор, пока я не высунулась из окна, и вежливо не попросила Градаеё отпустить, пока я чем-нибудь тяжелым сверху не кинула.

Уважая личнуюжизнь практиканток, Град лестницу выпустил.

Уверена, что послеэтого он для начала уточнил одному ему известными способами, кто находится вмоей комнате, а затем отправился в свой кабинет и поднял досье на Янтарного.

У Града в кабинетестоял такой хитрый потертый шкафчик, практически шкапчик (чем-то неуловимонапоминающий нашего Профессора) в котором хранились материалы на большую частьжителей Огрызка, аккуратно размещенные под разными литерами.

А Янтарногопришлось предупредить, что у нас тут экономия, так что поесть-попить надоприносить с собой, что он и делал.

Впрочем, уж это-тобыло для него не в новинку: в Пряжке у воспитанниц тоже были вечные проблемы спродовольствием. Наверное, поэтому мы все там были худые и красивые.

Кроме надзидам.

* * *

Расследованиеночных поджогов зашло в тупик: Лёд еще походил по лавочкам, пытаясь узнатьчто-нибудь о поборах с лавочников — но везде натыкался на стену молчания.

— Как в ротводы, Медбрат их дери, набрали… — ругался он. — Все большие глазаделают. Никто ничего не ведает.

Профессор тоженичего не мог узнать: те дамы, что получили конфиденциальные сведения изнадёжных источников — охотно делились ими с теми, кто хоть одним ухом слушал.Те же, кто действительно что-то знал, молчали в тряпочку.

Я решила провестисвоё расследование, взяла тазик и мочалку и отправилась в общественные бани,хотя своя была под рукой, рядом с конюшней Огрызка.

Общественные банибыли гордостью Отстойника, потому что приносили казне чистый доход, практическибез расходов: они стояли на горячем источнике, который бил под Горой и,постепенно остывая, впадал потом обычной прохладной речкой в Гадючку.

Умные головы прямона источнике возвели здание на сваях.

В женскомотделении горячая вода из недр земли выливалась из разинутой пасти каменнойлошадиной головы, укрепленной в стене с таким расчетом, чтобы удобно былоподставлять под обжигающий поток всякие тазы и вёдра. Потом вода по гранитномужелобу стекала в каскад бассейнов.

Первый бассейн былсамый горячий: сидеть в нем без риска обварить кожу могли немногие. За ним шелвторой, самый большой, в нем уже было хорошо. В третий бассейн отправлялисьохладиться после горячих двух, а в четвертом, мелком, купали ребятишек.

Пройдя черезчетыре бассейна, вода специальным руслом уходила в ручей. Рядом с бассейновымизалами находилась помывочная, где смывали с себя в тазиках грязь перед тем, какпогрузиться в общие бассейны.

Рядом с помывочнойбыла раздевалка, а около раздевалки — каморка для замшелой бабушки, которая содинаковым успехом срезала мозоли, боролась с перхотью и варила всякие зелья.

Так же былаустроена и мужская часть бань, а энергичная бабушка работала на оба крыла.

В женскомотделении было оживлённо, но не так, как обычно. Обстановка царила самаязадушевная, чему очень способствовало уютное зданьице бань, сделанное с большойлюбовью и тщанием.

Я добросовестнопомылась в своем тазу, чутко вслушиваясь в голоса, вплетающиеся в шум воды ишлепанье босых ног по каменному полу.

Ни словечка поинтересующей меня теме.

Потом долго моклаво втором (не горячем) бассейне — с тем же результатом. Говорили о чем угодно…

О том, что влавочке на Сосновой улице продают дешевое масло.