Только Профессормужественно сидел в лавке, топя там маленькую печку, и грел на ней кофе.

Посетительницпочти не было: холод распугал всех, зато уж если какая отважная дама иприходила, то задерживалась надолго в уютной тесноте лавчонки, пахнущейпраздниками и праздничной стряпнёй.

Профессор галантнопоил каждую даму кофе и долго беседовал «за жизнь». Он явно находилудовольствие и в том, что на улице ветер метёт песок пополам с мокрыми снежнымихлопьями и завывает не хуже Копчёного; и в том, что в круглой печуркепотрескивают дрова; и в том, что от его кофе, да ещё (если дама желает) или сликёром, или с лимончиком, или со сливками, замёрзшая покупательница оттаиваети розовеет, и радостно щебечет какую-то чушь.

Я стряпала в этидни пироги.

Когда и на улице,и дома промозгло и мерзко, ничто так не согревает и не создает уют, как тепло изапах свежей выпечки. А пока муку у нас принудительно не купили, надо былоуспевать.

Пироги получалисьразные: и с мясом, и с рыбой, и с печенью, и с повидлом… И, специально дляПрофессора, пресный пирог с капустой и яйцом.

Град, Рассвет, Лёди Копчёный с одинаковым выражением на трёх лицах и одной мордочке, одинаководёргая от нетерпения хвостами, сидели около духовки, облизываясь в предвкушенииочередной порции горячих пирожков.

Когда я вынималапротивень, они сметали всё, что на нём было, — и снова садились полукругомоколо духового шкафа, пихаясь локтями. И ждали следующий лист.

Пирог с капустойудалось у них отбить, я его разрезала на куски, уложила в плетеную корзинку,прикрыла салфеткой и отнесла в лавочку Профессору.

Он поил там какаоне терпящую кофе прокуроршу, которая, тиская в руках кружевной платочек,подробно рассказывала ему, какую тяжёлую жизнь ведут имперские прокуроры.

Профессорподдакивал, а я с трудом удержалась от того, чтобы спросить, где держалскаковых тараканов её супруг, и зажила ли у него свороченная скула. И почемуРяхе этот мордобой сошёл с рук. Ведь насколько бы ни была тяжела жизньимперских прокуроров, физиономии им чистят всё-таки не так уж часто.

Но испугалась, чтоесли прокурорша решит ответить хоть на один вопрос, то моя выпечка неминуемопревратится в уголь, пока я слушаю почтенную даму.

Когда же явернулась на кухню, то обнаружила, что охотники за пирожками вынули их издуховки раньше времени и слопали рыбные расстегаи практически сырыми.

Время в дни этогоненастья остановилось…

* * *

Непогода свела нанет и деятельность Льда по раскалыванию знахарки.

Сначала он решилне обращать на холод внимания, но быстро переменил свое мнение.

— Не-ет,ходить в такую погоду в общественные бани — это изуверство… — жаловалсяон, грея руки у очага.

— А чтотак? — поддразнивал его Рассвет, на краешке кухонного стола заполняющийкакие-то бесконечные декларации, а может быть петиции.

— В самих-тобанях благодать, из бассейна бы век не вылезал, а вот потом пока до Огрызкадоберешься — из волос не перхоть, а льдинки выковыривать надо, — сделавплаксивую физиономию, сообщил Лёд.

— Как пишется«экстраординарный»? — поднял голову от бумаг Рассвет. — «Экстра-» или«экстро-»?

— А Медбратего знает! — дружно решили все.

— Грамотеи… —покачал головой Рассвет. — Питомцы Университета!

— А чего тынас хаешь? — возмутилась я. — Ты такой же. А мне вообще можнонеграмотной быть, раз я у плиты стою.

— Профессора спроси… —посоветовал Град. — Он образование до войны получал, оно у него старойзакалки, крепкое.

— По-моему, стой поры не одна война прошла, а три, — заметила я, жуя, в качествеотдыха, пирожок с повидлом.

— Ну, темболее.

— «Экстра»,всё-таки, — справился и без Профессора Рассвет и в награду себе тоже взялпирог. — Вот погодите, сейчас погода установится, на море будетболее-менее, но перевалы так быстро не откроются. Тогда Гора пошлет сторожевикив засаду у Правого и Левого мысов и будет перехватывать корабли с зерном,которые мимо Отстойника идут.

— Так этопиратство? — удивилась я в силу своей кухонной неграмотности. — Что,неужели будут зерно перегружать, а корабли топить?

— Зерноперегружать будут, а вот корабли топить — вряд ли… — хмыкнул Рассвет, слизываяс пальцев повидло. — Будут векселя под обязательство Горы давать и подгарантии самих Верховных. Причем векселя-то хитрые: можно у нас в Отстойникепогасить, но по бросовой цене, раза в два ниже рыночной. Можно и по настоящей,почти по настоящей, — но это надо вексель в Хвост Коровы везти, бегать тамс ним от Службы к Службе, и еще неизвестно, примут ли его к оплате, не пошлютвладельца векселя вежливо вместе с ним обратно в Отстойник.

Он посмотрел наблюдо с пирожками, прикинул, не съесть ли ещё один, видимо, удержался и пошёлмыть руки, чтобы снова засесть за бумаги.

— И опять,Медбрат их дери, всю бухту лихорадить будет, — ругнулся негромкоЛёд. — Они же все подряд корабли останавливать будут, и туда, и оттуда. Наборту же не написано, зерно он вывозит или что другое.

— Вёсла,например… — уточнила я.

На кухню зашёлПрофессор за пирогами и новой порцией воды для кофе.

Он услышал конецразговора.

— Неволнуйтесь, дети мои, — произнес он величественно, словно жрец в ХрамеСвященного Хвоста. — Это бедствие не стихийное, а сезонное. Просто вы ещёмолоды. Мы сделаем Горе хороший денежный заём, чтобы она смогла расплатиться зазакупленные запасы зерна, и сторожевики к нашим кораблям цепляться не будут.Рассвет, завтра же оформишь бумаги.

— Ой, какхорошо, Профессор, — обрадовалась я. — А можно, мы сделаем хорошийденежный заём Горе и заодно купим большое зеркало в нашу приемную?

* * *

Заём мы оформили,зеркало не купили. Не очень-то и хотелось.

Деятельный ум Льдаугнетала вынужденная бездеятельность. Он никак не мог смириться с тем, чтоприворотное зелье бездарно прокиснет, и всё искал ему применение.

— А давай егов кофе Профессору нальём? — предложил он на третий день после обыска,когда все мы, похоже, окончательно окопались в кухне.

Град перенес сюда кресло-качалкуи покойненько в нём дремал, укрывшись грудой шерстяных покрывал и выставивиз-под них только кончик хвоста.

Рассвет, действуятихой сапой, уже отвоевал у меня половину кухонного стола. Мы заключиливременное перемирие и установили границу из банок со специями. На однойполовине он разложил бумаги, на другой — я возилась со стряпней. Закрытыемаленькие пирожки мне стряпать надоело, и я перешла на открытые, маленькие,величиной с блюдце и большие — на весь противень.