– Выходит, ваша мать… – начала догадываться я. – Оставила вас?

– В основном она была с Ричардом, и с года до семи лет, пока не умер отец, мы фактически не виделись. К этому моменту я уже мог себя контролировать.

Он говорил обо всем спокойно, для меня же звучало дико. Настолько, что в голове не укладывалось. Выходило, что матери в воспитании инкубов участия фактически не принимают, и с какого-то периода ребенка у них фактически забирали. Мрак!

И ведь если учесть, что к Герберту действительно могли выстраиваться очереди желающих стать мамашей для будущего «наследника империи», меня поразило число потенциальных кукушек, которым все равно на будущих детей.

– Все рассказанное сейчас вами только лишний раз меня убедило, что я не самая лучшая кандидатка на роль будущей матери для вашего ребенка. Во-первых, я слишком правильно воспитана, чтобы вот так запросто отдать своего ребенка, а во-вторых, я понимаю, какая это ответственность, и никакие деньги не заставят меня передумать.

Мои слова могли бы показаться пустым звуком, попыткой казаться взрослее, чем я есть. Ведь подобные рассуждения о материнстве слишком пафосны для двадцатилетней девственницы, вот только… у меня могла бы быть еще и третья младшая сестра, а, может, брат.

Когда мне было пятнадцать, мать снова забеременела, но выносить не смогла. На небольшом сроке доктора обнаружили аномалию в развитии плода, из-за которой он умер внутриутробно.

Я до сих пор помнила ее слезы и бесконечные переживания, когда мать убивалась, виня во всем себя. И этого мне вполне хватило, чтобы переосмыслить некоторые вещи, до которых многие не доходят даже к старости.

Зачать, выносить, родить – это не пустые слова из трех глаголов, это нечто действительно ценное, что ни в коем случае нельзя продавать за деньги.

Моя мама любила комочек внутри себя, даже не зная его пола, и если бы не я с Тиффани, кто знает, куда бы завели ее эти бесконечные слезы. Она не раз и не два говорила, что мы вытащили ее едва ли не с того света, и тут же улыбалась, говоря, что иногда психологу, как сапожнику без сапог, нужен личный психолог.

Вот и мне тоже хотелось любить ребенка, которого когда-нибудь решим завести с любимым человеком, а не так – побыв биологическим материалом и инкубатором.

– У тебя занятные мысли. – Герберт смотрел на меня задумчиво. – Обычно тебе подобные рассуждают иначе.

– Даже знать не хочу, как они рассуждают. Не сравнивайте. – Не то чтобы я оскорбилась, скорее, Герберт даже не осознал, что может зацепить подобным. Слишком сложно для его эмоционального фона. Я ж на примере девочек из клуба, которые иногда оставались с клиентами на ночь, понимала, что руководило теми, кто лег с инкубом в постель.

Я была уверена, предложи он Розе или Марии родить ему сына, они бы, не задумываясь, раздвинули ноги, даже не вникая, ЭКО или естественный процесс. А то, что дочь может родиться или какой-то уродец… Да ерунда. Денег на обеспечение потом хватит, папаша же оплатит.

В общем, не для меня это все. Я тяжело вздохнула, и вдох неосознанно превратился в зевок, который я прикрыла рукой.

– Ты не спала ночь, – констатировал Герберт. – Я прикажу постелить тебе в одной из комнат.

– Вот еще! – Ко мне тут же вернулось немного бодрости. – Лучше прикажите отвезти меня домой.

– Не глупи. – Герберт встал с кресла. – Зачем тебе терять время на обратную дорогу? Поверь, если ты продолжаешь бояться меня как мужчины, то абсолютно зря. Я уже сказал, что спать и домогаться тебя не собираюсь. Не в моих интересах.

– Вот уж успокоили.

И все же головой я понимала – не врет. Для его целей нужно было добровольное согласие. А значит, в цепи меня тоже не закуют.

– Это ты зря так думаешь, – все так же предельно ровно произнес он. – Мысли о похищении у меня все же были, так же, как о насильственном изъятии необходимого количества яйцеклеток и найме другой суррогатной матери.

Я закашлялась от подобной пугающей откровенности.

– И что же заставило передумать? – очень осторожно спросила я.

– Непонимание механизма рождения именно мальчиков. Я все же придерживаюсь гипотезы, что вынашивать должна биологическая мать и делать это добровольно, потому что беременным нельзя волноваться.

– Непостижимая нормальному уму логика, – пробормотала я, видя, как идущий впереди Герберт останавливается у дверей и открывает одну из створок, чтобы пропустить меня вперед. – После ваших слов я должна бежать отсюда, сверкая пятками, но точно не ночевать в этом доме.

– Ты слишком устала, чтобы куда-то бежать. – Инкуб на мои слова пожал плечами и хотя мое решение уже наверняка прочел в мыслях, но ради вежливости спросил:

– Так стелить кровать или нет?

– Стелите, – отмахнулась я. Все же для злодейского маньяка он был слишком разговорчив, и, что удивительно, конкретно сейчас в этом доме вдалеке от города казалось действительно безопаснее. – Но завтра утром точно в Фелс-сити. Пообещайте.

– Разумеется, – эхом отозвался мужчина. – Свободные комнаты на втором этаже.

Он поднял руку, чтобы указать в сторону лестницы, но зацепился рукавом за дверную ручку. Так иногда бывает при резких движениях. Ткань не порвалась, но запонка выскочила из петлички, со звоном ударилась о пол и даже умудрилась доехать мне под ноги.

Подняв кусочек серебристого металла, несколько мгновений любовалась радужным переливом крупного камушка внутри. Надо же, подумать только. У Герберта, похоже, даже запонка была дороже, чем квартира, в которой я снимала комнатушку. И чего я тогда, спрашивается, удивляюсь, что он привык все решать деньгами?

Для него это так же естественно, как дышать! Заплатил любовнице, оплатил самые дорогие игрушки дочерям, а ведь наверняка даже не видел ни одной ни разу, если даже имен не знает.

Почему-то душу от такой бессердечности защемило мне.

– Все же жаль, что вы не умеете любить, – с сожалением произнесла я, возвращая запонку владельцу. – Так бы понимали, на что обрекаете своих детей, выбирая им матерей не самого образцового поведения и откупаясь безлимитным счетом. Даже удивительно, что потомки таких выдающихся иллюзорниц, как Торани Фелс и Лорейн Фокс, напрочь лишены семейных ценностей и прекрасных чувств.

Но мои слова его ни капли не тронули.

– Чтобы чувствовать себя лишенным чего-либо, нужно хотя бы раз это почувствовать. С моей же точки зрения в жизни сейчас есть все для комфортного в ней существования. Все, кроме сына.

– Ну хоть что-то не продается в этой жизни.

Никогда бы не подумала, что в незнакомом доме смогу уснуть так быстро. Даже пережитые за день впечатления не бередили мысли излишне долго, я просто отрубилась, стоило моей голове коснуться подушки.