Джессика уже была готова ответить, но что-то остановило ее,и она с трудом сдержала улыбку. Бет снова стала самой собой. «Оттаяла» послевремени синевы без каких-либо заметных последствий.

— Спи крепко, — пожелала сестренке Джессика,шагнув к двери.

— Ага, и тебе тоже сладких снов и никаких клопов, ивсякое такое…

Бет неуклюже повернулась на бок и накрылась одеялом сголовой.

Джессика вышла и закрыла за собой дверь. Она немногопостояла одна-одинешенька в коридоре. Из головы у нее не выходили последниеслова сестренки.

— И чтобы клопы тебя не кусали, — прошептала она.

Она ушла к себе в спальню и крепко-накрепко закрыла дверь.Ей почему-то не верилось, что время синевы на самом деле осталось позади. Светстал таким, как обычно, за окнами шумел всегдашний оклахомский ветер, но теперьвсе казалось Джессике другим. Тот мир, который был ей знаком, — мир дня иночи, мир определенности и логики — исчез навсегда.

Пройдет еще двадцать четыре часа, и время синевы вернется.Если Рекс говорил правду, то это время наступает каждую ночь.

Джессика Дэй улеглась в постель и подтянула краешек одеяла кносу. Она попробовала заснуть, но стоило ей закрыть глаза — как ей сразу жеказалось, будто в комнате кто-то есть. Она села, заглянула во все уголки, сноваи снова заставляя себя удостовериться в том, что там никто нехороший непрячется.

Она словно бы вновь стала маленькой, вернулась в то время,когда дети боятся ночной темноты, когда кажется, будто под кроватью кто-тоживет — кто-то страшный, кто хочет съесть ее.

На свете, оказывается, есть кусачие твари пострашнее клопов.

Наутро за завтраком Бет была в отличном настроении.

— Мам, а Джессика крадется во сне.

— Ходит во сне? — уточнила мать.

— Да нет. Крадется, как на охоте. Забралась ночью в моюв спальню и подкрадывалась ко мне, когда я спала.

Родители Джессики устремили на нее удивленные взгляды.

— Я вовсе не подкрадывалась к тебе, — сказалаДжессика и запустила вилку в huevos rancheros[17] — яичницу ссыром, приготовленную отцом.

Ей очень хотелось сменить тему разговора. Она так и знала,что Бет не умолчит насчет ее ночного визита.

Когда Джессика оторвала взгляд от тарелки, оказалось, чтовсе пристально смотрят на нее. Она пожала плечами:

— Мне не спалось, вот я и пошла посмотреть — вдруг Беттоже не спит.

— Ага, и еще ты целую речь произнесла, — съязвилаБет.

Джессика почувствовала, что краснеет. Ее младшая сестрицавсегда умела смутить кого угодно по полной программе. Любые, самые неловкиеподробности ей непременно нужно было провозгласить во всеуслышание,прокомментировать самые неприятные моменты.

— Речь? — переспросил отец.

Он сидел за столом напротив Джессики в одной из своихфутболок-ночнушек с логотипом какой-то из компьютерных компаний, на которые онв свое время работал. Некогда яркие краски логотипа изрядно потускнели. Волосыу отца были взлохмаченные, он пару дней не брился.

Мама ела стоя, она уже оделась в рабочий костюм — пиджак июбку. Воротник блузки ослепительно белел в залитой солнцем кухне. В Чикаго онана работу так не наряжалась, но Джессика догадывалась, что здесь мать стараетсяпроизвести впечатление на новое начальство. И по субботам она раньше никогда неработала.

— А почему тебе не спалось?

Джессика поняла, что на этот вопрос ответить правдиво неполучится. Пока она утром не вымылась под душем, ступни у нее были почти черные— как у человека, кто протопал босиком по асфальту целую милю. На ладонях у неепо-прежнему краснели царапинки, а на запястье, в том месте, где ее цапнулаползучка, темнел синяк.

Конечно, все равно оставалась самая мизерная возможностьтого, что это все-таки был сон — только с ночехождением[18] и сночелазанием-позаборам. Еще пара часов — и станет ясно, так это было или нет.

— Джессика?

— Ой, прости, пап. Я какая-то… усталая. С тех пор, какмы сюда переехали, мне все время снятся плохие сны. Я из-за них то и делопросыпаюсь.

— Я тоже, — кивнул отец.

— Ну да, пап, — вмешалась Бет. — Но ты ведьне являешься ко мне в спальню и не произносишь никаких речей.

Все трое выжидательно воззрились на Джессику. Бет жестокоусмехалась.

Будь все, как обычно, Джессика отшутилась бы и ушла бы изкухни, она сделала бы что угодно, лишь бы поскорее избавиться от неловкости. Ноона уже сочинила историю о том, почему ей не спалось, и теперь решиланаведаться в департамент правдивости и внести кое-какие поправки.

— Я просто подумала: вот приду к Бет… и скажуей, — запинаясь, проговорила она, — что я понимаю, как ей труднопосле переезда. И что я готова ее поддержать.

— Вот уродство, — скривилась Бет. — Мам,скажи Джессике, чтобы она не уродничала.

Мать легонько прикоснулась к макушке Джессики кончикамипальцев:

— Ты просто молодчина, Джесс.

— О-о-о! — простонала Бет и выскочила из кухни,прихватив с собой тарелку.

Из гостиной донеслись звуки мультфильма.

— Это очень взрослый поступок, Джесс, — сказалотец.

— Я так поступила вовсе не для того, чтобы показаться взрослой.

— Понимаю, Джессика, — кивнула мать. — Но тыправа: Бет именно сейчас очень нужна наша поддержка. Не отворачивайся от нее.

Джессика немного смущенно пожала плечами.

Конечно.

— Ну ладно, мне пора, — сказала мать. —Сегодня вечером у меня испытания в аэродинамической трубе.

— Удачи, мам.

— Пока, мои дорогие.

— Пока, — в унисон попрощались с ней Джессика иотец.

Как только парадная дверь закрылась, они тут же перебралисьс тарелками к телевизору. Бет подвинулась на диване, дав Джессике сесть, но приэтом не сказала ни слова.

Однако как только наступил перерыв между мультиками, Бетвзяла свою пустую тарелку, отошла с ней от дивана, но вдруг помедлила ипосмотрела на тарелку Джессики.

— Ты больше есть не будешь? Джессика подняла голову: