Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сама же Яга, словно невзначай, откинула за спину непослушную прядку, которая взметнулась вверх и аккуратненько приземлилась на копну кудряшек.
"Ох, и хороша же Ядвига стала! — В душе женщины шевельнулась зависть. — От волос взгляд оторвать невозможно! Эх, мне бы такие же!"
Как только Яга скрылась из виду, Сима, нехотя, встала и, нацепив красивенький сарафанчик, так услужливо подаренный старой ведьмой, вышла во двор.
Яга, сидя за столом, смотрела в пустую тарелочку и что-то тихо нашептывала, водя руками над поверхностью. Красивая тарелка с голубой каймой по краю взметнулась вверх, зависнув точнехонько напротив лица помолодевшей ведьмы.
— Ай, хороша! Ай, краса писана! — Донесся до Фимы приятный, чуть дрожащий голосок Ядвиги.
И только подойдя к ней, Серафима поняла, что та смотрится в тарелку, как в зеркало. Хотя… Женщина присмотрелась. От незатейливого столового прибора исходило легкое голубоватое свечение, а поверхность, подернутая легкой дымкой, становится абсолютно гладкой, и в нем отражается помолодевшая Ядвига.
Оторвавшись от созерцания своей внешности, Яга посмотрела на Симку сквозь пелену непролитых слез.
— Столько веков… Столько веков жила безобразной старой каргой с огромным горбом на спине, а тут… Я ведь уже совершенно забыла, как выглядела в молодости. Вот смотрю на себя, и словно впервые в жизни вижу.
Яга шмыгнула носом и тыльной стороной руки вытерла выкатившуюся на румяную щечку одинокую слезинку.
— Помню, как все парни меня ласково Ядвигушкой называли. Встречи со мной искали, а я вечно нос воротила да голову гордо вверх подымала. Глупой была, наивной. Долго я никому не отвечала взаимностью — все ждала прЫнца свого, а того, как на зло, все не было. А годы-то, меж тем, все шли. Ужо все молодки замуж за парней повыскакивали, токмо я одна-одинешенька оставалась. Сама виновата — нече было нос воротить, глядишь, ужо и правнуки бы появились, али праправнуки. А так…
Яга покачала головой.
— Ты садись, девка, в ногах-то правды нет и никогда не было. Хошь судьбу свою узнать? Зеркальце-то мое непростое — заколдованное. Всю правду о тебе расскажет. Что было, что есть, что будет и чему не суждено сбыться.
— Зеркальце? — удивилась Сима, присаживаясь на скамью напротив Ядвиги. — Я думала, что это тарелка…
— Так и есть, — усмехнулась та, — да токмо непростая она — волшебная.
— Да это и так понятно, — зачем-то ляпнула Фима, и тут же прикрыла рот рукой.
Яга прищурила зеленые глаза и… звонко засмеялась.
— Ох, попал Кощей! Ты ж не только красивая, но еще довольно умненькая и наблюдательная. Я уж про силу великую, что скоро проснуться в тебе должна будет, молчу. Непросто Бессмертному с тобой будет, ох, непросто!
Душевные разговоры.
Серафима улыбнулась, смущенно опустив глаза из-за похвалы ведьмы. Приятно.
— Ну так чаво, показать твое будущее, али как? — хитро прищурилась бывшая старуха, улыбаясь.
Фима призадумалась ненадолго, закусив нижнюю губку, а затем все же ответила:
— Знаешь, Ядвига, я благодарна тебе за то, что помогла, но, думаю, все же откажусь — не хочу знать, что меня ждет. Возможно я стану счастливой, а может быть наоборот — глубоко несчастной. Пусть все идет своим чередом.
Яга тепло улыбнулась.
— Знаешь, долго я прожила на этом свете, а вот таких чистых и добрых людей встречала очень редко, и ты, дорогуша, дна из таких, как и твоя подруга. Смотрю на вас обеих, а сердце старческое радуется, что не перевелись такие светлые и хорошие люди. Нет в тебе больше ненависти и злобы к окружающим, а вижу, что раньше весь род человеческий тебе немил был, сейчас же, словно очнулась ото сна многолетнего, расцвела. Сердце твое доброе, как и помыслы. Нравитесь вы мне обе, по душе пришлись старой Яге…
— Да какая же ты старая-то? — Улыбнулась Сима, глядя на Ядвигу. — Зеркальце перед тобой — смотрись в него почаще, да не забывай, какой красавицей стала.
— Если бы Кощей в свое время не пожадничал яблочек-то, глядишь, не была бы такой злой да несговорчивой, а так… Эх, ладно, чаво уж, былого не воротить, ошибки не исправить, а историю не переписать… Как было, пусть так и будет. Считает меня люд простой злодейкой, ну так пущай и дальше считают — меньше просителей будет приходить, а отвадить неугодных легко — напущу морок на себя да свой закуток, и все стороной его обходить будут, ну а ты с Любашей-то почаще заглядывайте ко мне в гости, авось и научу чему полезному.
— Спасибо, Ядвига, думаю, Любане только за радость будет снова у тебя побывать.
— Есть у меня тут неподалеку молочная река да кисельные берега, кто в этой самой реке искупается, то словно как заново родится — здоровья наберется. Увы, на меня она не действует, но в молочке парном искупаться люблю — кожа потом, аки бархат становится, а волосы мягкие и приятные на ощупь.
— Обязательно еще раз придем к тебе в гости и уже все вместе искупаемся в твоей волшебной реке, — пообещала Сима, вытирая из глаз невольно навернувшиеся слезы.
— Ладно, чаво уж, — отмахнулась Яга, сглатывая ком в горле, — пойдем подругу твою будить, а то скоро выдвигаться ужо, а вы еще некормленые у меня. Вот сейчас скатерть-самобраночку достану из сундука векового, да отпотчую обеих так, как следует любой хорошей хозяйке. Я ж для кого попало сей заветный артефакт не вытаскиваю — много чести, а для вас… Еще и с собой снеди вкусной дам, чтобы дорога веселей показалась.
— Спасибо, Ядвигушка! — умилилась женщина.
— Ай, пустяки. — снова отмахнулась ведьма, вставая из-за стола и направляясь в сторону предбанника. — Ты пока, Серафима тут посиди, а я твою подруженьку разбужу — пущай удивиться моему преображению!
Яга хитро засмеялась, потирая руками.
— Коварная женщина, — произнесла Симка, тихо засмеявшись.
Помолодевшая колдунья недолго думая пошла в предбанник, слегка пританцовывая да напевая себе под нос весёленькую мелодию.
Буквально через десять минут за небольшим накрытым цветастой скатертью столом, сидели три надутые красотки.
— Я… — начала было говорить Люба.
— Молчать! — взвизгнула Яга, потирая большую шишку, что теперь украшала её чёрную кудрявую голову.
— Но, ведь… — попыталась было что-то сказать блондинка, но молниеносный злющий взгляд ведьмы остановил её от этого опрометчивого шага. Женщина, тяжело вздохнула и уставилась на лежащий перед ней единственный кусочек хлеба и, плотно сжав губы, замолчала.
— Ядвига, но ведь, Любашу можно понять… — решила вступить в разговор Серафима, но одёрнутая громким визгом хозяйки, нервно вздрогнула и, закрыв рот ладонью, стала переводить взгляд с Яги на подругу и обратно.
— Тихо! Изведу! По ветру развею! — продолжала кричать бывшая старуха, — Я их в дом впустила, отмыла, накормила да спать уложила, подарки царские пожаловала — всё, как положено, а они руки распускают! — негодовала черноволосая молодка, в упор уставившись на сконфуженную Любу. Та лишь тяжко вздыхала, теребила в руках подол сарафана да виновато взирала на хозяйку.