Янда:

Или настолько плохо…

Боба:

Да. И вот если раз его увидел, то уже всюду будешь видеть. И на других местах. Сначала обычно в коре или на камне, а потом уже везде. Например, вот отлив – и лежат камни в какой-то последовательности, вдруг раз, вздрагиваешь – лицо. Или даже просто на берегу моря стоишь… никакого лица не видно даже… и тут ты понимаешь, что не видел его лишь потому, что оно было огромное, что складывалось из огромного! А потом ещё дальше, уже даже оно не только видно… а как бы из звуков составляется, вообще из всего, и уже так устаёшь от него…

Янда:

Как будто цветок один и тот же. Или цвет. Везде-везде, как, я не знаю…

Понятно, – говорит вдруг Органайзер из другого угла.

Паскаль говорит:

Волнуюсь я за ребят моих. Как-то они там завтра. Смогут ли сварить варенье? И как мы с ними встретимся? Сможем ли доставить их на материк?

Скажите мне, Паскаль, – вдруг снова слышен голос Органайзера. – Мне очень важно, а вы точно знаете. Вот вы спрашивали у парней, кто главнее: Бог или царь. А вы сами-то как считаете?

Вот смотрите, – говорит Паскаль. – Предположим, вы считаете, что главный – Бог. Тогда…

Дверь открывается и заходят серые с фонарями. Даже по пластике и мимике сразу заметно, что функцию вежливости им отключили. Светят во все углы.

Так, – распоряжаются они. – Что у вас тут? Давайте сюда. У кого телепорт? – смотрят прямо на Бобу. – Детей зачем опасности подвергаете? Спасибо скажите, что мы лично конфисковали, а не взорвали по координатам сразу. Так! Что ещё тут у вас? – они забирают остатки еды. – Контакты с внешним миром прекратить! Ещё раз услышим вот это через окно, будем принимать меры. – Один из серых выходит, параллельный зорко, пристально осматривает помещение и тоже захлопывает дверь.

Кажется, они напуганы.

Ну вот, – Вики. – Только как-то устроишься, придут и всё отберут!

Николай Николаевич:

Главное, чтобы нас самих не отобрали. Тогда ещё не всё пропало.

Бармалей:

Уж это будьте покойны, что всё пропало. Вон у Бобы конфисковали даже то, чего не было…

Галка:

Ну, вы несправедливы к ним. Капли зато отдали, закапала, теперь всё такое кругом плавное, белое, как суп молочный, и темнеет. А так вообще ведь, Вики, вся жизнь – она такая! Устраиваешься, устраиваешься, хлоп – и переезжать. Или вообще, совсем куда-то… съезжать. Вот домик, в котором я живу. Я его сама строила. Мы сами строили. Кривой, косой домик получился. Девятиэтажка. Если к стене подойти внизу и вверх посмотреть, то видно, какой кривой. А если подойти к углу здания, то такой косой, что просто голова кружится. Ну, а если из окна глядеть, то горизонт кривой, это как посмотреть. Но зато мы его сами построили своими вот этими руками. Кривыми.

В соседней квартире рядом со мной жила соседка Рая, так у неё один угол на другой наезжал, и Рая жила всё время в этих углах. Всё у неё не получилось случайно, что у меня получилось. Когда я покупала цифры для квартиры, то Рае купила тот же номер, что и мне. И так получилось, что мы жили в одной и той же квартире. Хотя на самом деле в разных.

И вот, понимаете, мне как раз тогда исполнилось сорок… Девяностые годы. А Мишке было десять. И нам стало нечего кушать. Конечно, нам бы очень помог хотя бы небольшой клочок земли. Но нам бы не хватило денег даже на очень маленький клочок. И тогда мы решили с Райкой сделать огород на крыше. Ну а что же, наш дом, наши квартиры под нами, девятый этаж. Уложили доски сначала. Поверх досок полиэтилен в два слоя. А где ванночку детскую. А где лист ржавый и его, опять-таки, полиэтиленом сверху, а на него земли. Получилось много грядок. Натащили землицы руками. В два дерюжных мешка клали землю, несли к дому. Отдыхали несколько раз. Разбавляли эту землицу купленной, чёрной. Удобрение подмешивали. Захожу однажды в лифт с мешком навоза, а там сосед. Я ему нравилась, но он алкоголик был. Хм, говорит, а что это у вас, Галя? Светлое, говорю, будущее.

В общем, развелись у нас там такие плоды-ягоды, что стали охотиться за ними другие жители. Пришлось нам с Раей по очереди наш огородик сторожить. Весь август и половину сентября мы с крыши не слезали. У нас там не только картошка, у нас и кизил, и виноград зрел. А на следующий год мы наш огород сделали трёхъярусным. В пору плодоношения выглядел он, как огромное блюдо, как рог изобилия, из которого вываливались тыквы, смороды, вишня, яблоки, картошка, морковь, зелень всевозможная, груши, сливы, кукуруза, пшеница, огурцы, помидоры, арбузы, персики, самая сладкая хурма и гранаты… Конечно, к нам на наш девятый этаж стояли очереди.

Ну и вот после этого огородика я уже не могла остановиться в своём стремлении к благоустройству. Весь микрорайон и отчасти весь район стала ощущать как свой. Вот буквально – иду, бумажка валяется – не могу не поднять. Сук ветром сломало – я его спиливаю, тащу в помойку. Вокруг дома нашего такой цветник развела… Меня даже по телевизору показали с моим цветником. Чего там только не было, каких только растений. Сейчас уже поменьше, но всё равно… Я и деревья сажала – рябины, дубки! Как в Израиле. Если бы я ничего не сажала, то ничего бы и не выросло.

Думаю, это потому, что в детстве я жила среди развалин. В абсолютно разрушенном городе, который никто не стал восстанавливать после войны. Люди думали, что там больше жить никто не будет. А мы жили. Земли даже не видели – везде битый кирпич валялся и черепки. Вот я пожила в таком месте и поняла, видимо, на всю жизнь, что кроме меня, никто нигде и ни с чем не разберётся и никто ничего не построит. А что мы построить-то можем? Только то, что само растёт. Вертоград, дом кривой и собаки. Но надо быть бодрыми! Надо не терять оптимизма! – восклицает Галка. – Вообще с судьбой надо бороться, иначе она тебя победит. Но если не опускать руки, а всё время в них, так сказать, что-нибудь держать, то человек на самом деле сильнее.

Органайзер:

Я тоже детство, так сказать, среди разрухи прожил. И сам много чего разрушал в детстве. Однажды даже совершил такое противоправное деяние… Одним словом, я поджёг склад с рубероидом. К счастью, никто так и не узнал о моей ответственности за эти действия… Что же касается огорода, то мать постоянно заставляла меня вскапывать грядки, и я не могу передать вам, какое отвращение я чувствовал к ним, несмотря на то, что мы в девяностые тоже буквально питались плодами рук своих… Но что это были за плоды, Галина Иосифовна… Не ваши плоды! Плоды нелюбви…

…но тут в темноте с улицы слышится кошмарный, захлёбывающийся, заполошный лай Ричи.

Поднимите, скорее, – командует Галка, и Бармалей с Паскалем живо-живо хватают её и поднимают к окошку. – Ав! Ав! Гав-гав-гав… Только бы успел!

Но диалога не происходит. Ричи лает не для хозяйки. Ни для кого. Он просто лает по-собачьи, он ничего не хочет этим сказать никаким людям. Там, в темноте, происходит что-то нехорошее. Галка лает во всё горло, но Ричи не отвечает, он просто лает, да это уж и не лай, а плач, а вой, скулёж, вопль о помощи, – и обрывается вдруг.