Когда Бомарше вновь нанес визит Клавихо, тот прикинулся жертвой подлого шантажа и пообещал встретиться с ним в восемь часов вечера того же дня, чтобы пойти к адвокату, способному уладить это дело. На свидание Клавихо не явился — он исчез, не оставив адреса. Вне себя от гнева вернулся Бомарше домой, где его уже поджидал гвардеец, посланный маркизом д’Оссоном.

«Господин де Бомарше, — заявил посланец, — не теряйте ни минуты, скройтесь, иначе завтра утром вы будете арестованы в постели; приказ уже отдан, я пришел предупредить вас: этот тип — настоящее чудовище, он всех настроил против вас, он морочил вам голову всякими обещаниями, намереваясь затем публично выдвинуть против вас обвинение. Бегите, бегите сию же минуту, ведь попав в темницу, вы окажетесь без всякой защиты и протекции».

В стране, где правосудие вершила инквизиция, было от чего прийти в ужас и пуститься в бега. Но такой трагический оборот дела не испугал Бомарше, он остался верен себе и решил бороться: быстро собрав небольшое досье из различных документов и писем, имевших отношение к истории с Клавихо и коротко описав события последних дней, он той же ночью отправился в Аранхуэс. Утром следующего дня он предстал перед маркизом д’Оссоном. Посол поведал Бомарше, что еще две недели назад, то есть сразу же после их первой встречи, Клавихо подал на него жалобу.

«Вы правильно поступили, явившись сюда; без меня вы бы пропали, вас бы арестовали и, возможно, отправили в Пресидио — испанскую тюрьму на африканском побережье, куда бросают узников, обреченных на пожизненное заключение. Целых две недели ваш приятель обивал пороги королевского дворца и склонил всех на свою сторону. Единственное, что мне удалось сделать, это добиться у министра отсрочки вашего ареста. Он обещал мне закрыть глаза на ваше бегство. Уезжайте, не теряя ни минуты. Ваши вещи я перешлю во Францию. У вас есть упряжка из шести мулов? Уезжайте!»

Но контролер-клерк королевской трапезы и лейтенант Луврского егермейства, он же победитель Лепота и доверенное лицо Пари-Дюверне не мог бежать словно вор, даже по распоряжению французского посла, ведь он прибыл в Испанию защищать честь сестры! Несмотря на риск, без пяти минут арестант пошел в контрнаступление и явился к официальному защитнику Клавихо г-ну Валю, бывшему наместнику Индийских колоний, служившему когда-то во Франции. Этому высокопоставленному чиновнику, известному своей принципиальностью, Бомарше изложил суть дела и представил доказательства в виде писем и обязательств; он рассказал также о том, что коварный Клавихо, уже подав жалобу, продолжал поддерживать с ним самые дружеские отношения и даже подписал с Лизеттой новое обязательство вступить в брак. Бомарше говорил так убедительно и горячо, что г-н Валь поднялся со своего кресла, обнял его и провел в кабинет к Карлу III, который в свою очередь выслушал посетителя. Когда Бомарше закончил свою речь, король вызвал секретаря и приказал немедленно подготовить указ о лишении Клавихо всех его должностей. Итак, Бомарше не только выиграл это дело, но был представлен королю и сумел ему понравиться. Вернувшись в Мадрид победителем, он обнаружил там слезное послание Клавихо:

«Со среды, когда я получил известие о лишении меня должности, у меня, сударь, начались приступы жесточайшей лихорадки… Я никогда не ожидал от вас ничего подобного; вам даже нечего сказать человеку, которого вы решили погубить, оставив без средств к существованию…» В этом длинном письме Клавихо уверял Бомарше, что уже загладил свою вину, сделав новое предложение Лизетте; закончил он письмо вопросом: «Не станете ли вы вечно упрекать себя в том, что легкомысленно принесли в жертву преданного вам человека, и именно тогда, когда он должен был стать вашим братом?»

В постскриптуме своего письма Клавихо предостерегал Лизетту от возможного брака с Дюраном, пригрозив, что опротестует их брачный договор. Ознакомившись с этим посланием, Бомарше в гневе начертал на его полях:

«Вы — мой брат! Да я скорее убью вас!»

Одержав победу, Бомарше вознамерился проявить великодушие: встретившись с г-ном Гримальди, совсем по другим делам, он попросил его восстановить Клавихо в должности. По его словам, премьер-министр с возмущением отказал ему в этом, что послужило поводом для неожиданного признания Бомарше: «Бедственное положение моего врага не позволяет мне сполна насладиться счастьем благополучного завершения этого приключения».

Итак, что же следует думать обо всей этой истории, пересказывая которую, ее герой явно приукрасил? То, что Клавихо существовал, это факт: он был известным у себя на родине писателем и переводчиком Бюффона и сделал блестящую карьеру, он был главным редактором журнала «Меркюр историк э политик» и заместителем директора Королевского музея естественной истории. Не исключено, что между ним и Бомарше действительно произошла ссора, но последнего, видимо, никто в этом не винил, хотя скандал и не пошел Лизетте на пользу. Она так и не вышла замуж за Дюрана, и ее след в истории затерялся. Известно только, что Бомарше сказал об этой своей сестре: «Я стал причиной того, что она осталась в девках». Но действительно ли она осталась старой девой? Нам это представляется маловероятным, поскольку по всему было видно, что Лизетта готова была выйти замуж за первого встречного, лишь бы вырваться из опостылевшего ей дома г-жи Гильбер.

Как бы то ни было, дело Клавихо сыграло очень важную роль в жизни и творчестве Бомарше, ведь именно благодаря ему он открыл для себя Испанию.

История с Клавихо стала очень популярной еще при жизни Бомарше не только благодаря его собственному мемуару и драме Гёте, заканчивающейся вымышленной смертью испанского архивариуса, но и благодаря пьесе Марсолье «Норак и Жаволси», в которую автор включил такой диалог:

«Что скажут во Франции, когда там узнают, что Бомарше, известный до сего времени лишь своим вечным весельем и своим неизменным философским отношением к жизни, что этот самый Бомарше, способный написать и милую песенку, и озорной водевиль, и безумно смешную комедию, и трогательную драму, не трепещет перед сильными мира сего, высмеивает дураков и потешается над всем и вся…

— Скажут, — ответил Бомарше, — что любовь к литературе и удовольствиям отнюдь не исключает чувствительности ко всему, что касается чести. Да, друг мой, бывает нелишне показать некоторым людям, что тот же самый человек, которому выпало счастье развлекать публику своими произведениями и своими талантами, умеет при необходимости ответить на оскорбление и, если нужно, даже наказать за него».

Понятно, почему Бомарше нравилась эта пьеса, имевшая большой успех еще при его жизни; он ставил ее, возможно, вполне заслуженно, гораздо выше драмы Гёте.

Но оба эти произведения описывали лишь первый месяц пребывания Бомарше в Мадриде; остальная часть путешествия нашла отражение в пьесе более позднего времени, принадлежавшей перу Леона Галеви. Эта пьеса под названием «Бомарше в Мадриде» имела успех в начале царствования, Луи Филиппа. Впрочем, нет никакой необходимости обращаться к ней, чтобы восстановить жизнь Бомарше в Испании в последующие девять месяцев.