Вместе с необходимостью следить за всем, думать обо всех, пришло чувство ответственности. Света будто в один день повзрослела: вчера была еще девушкой, мечтала лишь о танцах и развлечениях, но как только забота о большой семье всей тяжестью легла на плечи, она превратилась в женщину, жесткую и строгую. И почему-то все стали ее слушаться. Даже отец, если попадался на глаза, пытался изобразить подобие полезной деятельности: то ведро помойное вынесет, то лампочку вкрутит.

В заботах и хлопотах промелькнула зима. Тетя Поля выписалась из больницы, но чувствовала себя неважно. Получив инвалидность, она вышла на пенсию, тем более по возрасту могла сделать это еще два года назад. Полина Григорьевна сильно сдала. Первое время Света даже опасалась оставлять ее одну дома с ребенком. Впрочем, Маня почти всегда была рядом, вдвоем они худо-бедно справлялись. А Света, обежав магазины, заглядывала в родительский дом и неслась к матери, которую с прободной язвой отвезли далеко, в новую больницу на Поклонной горе.

«До двадцати лет ни в одной больнице не бывала, зато с начала года три изучила, – ворчала про себя Света, выходя на станции метро „Озерки". – Слава богу, метро сюда проложили, а то бы с другого конца города и не доехать».

Следовало поторопиться. Лечащий врач беседовал с родственниками всего один час в неделю. Когда Света добежала до его кабинета, он был пуст. Пометавшись по коридору, ей все-таки удалось отловить врача возле одной из палат.

Доктор сообщил, что состояние больной после операции стабильное, но следует соблюдать строгую диету. Кроме того сказал, что скоро маму переведут в отделение общей терапии, недели на две.

Похоже, придется еще таскаться и таскаться в эту больницу, поняла Света, распрощавшись с доктором и направляясь к маминой палате.

Ольга Петровна лежала, повернув лицо к двери, ждала.

– Здравствуй, доченька. Ты сегодня рано.

Света наклонилась и поцеловала мать в бледную щеку.

– Привет, мам. Я тебе оладий принесла, с клубничным вареньем.

– Нельзя мне жареного. Я уж здешним меню обойдусь. Как там дома? Как Соня?

– Вроде ничего, – пожала Света плечами. – Но черт ее знает, что она там одна творит.

– Ох, я так беспокоюсь… На папу ведь надежды никакой. У Соньки сейчас самый опасный возраст, а время-то страшное… Каждый вечер по телевизору показывают – то изнасилования, то разбой…

Немного помолчав, Света высказала то, о чем думала уже не раз.

– Мам, надо нам как-то вместе жить. Я не могу разрываться на два дома. Да ты еще в больнице.

– Бедная ты моя, все на тебе! Как с продуктами?

– Никак. Вообще ни черта не достать! За пельменями вчера час отстояла – кончились перед самым носом. Правда, потом повезло, в овощном выкинули мясную начинку для блинов. Купила тридцать пачек. Пригодятся.

– Конечно, пригодятся, – кивнула Ольга Петровна. – Ее можно и в ленивые голубцы, и кабачки нафаршировать, вы ведь кабачки фаршированные любите. Карточки водочные отец не отобрал?

– Это у тебя он что-то может отобрать, а у меня пусть только попробует!

Ольга Петровна тяжело вздохнула.

– Светочка, я вот что подумала. Неизвестно, что дальше с продуктами будет, надо на даче всего посадить. Картошки, морковки, помидоров, огурцов… Может, кур завести? Все-таки яйца, белок.

– Еще скажи – поросенка откормить! – невесело хмыкнула Света.

– Ну, поросенка вряд ли, чем его откормишь? А вот кроликов… Доченька, я не знаю, как скоро меня выпишут. Успею ли что-то сделать?

– Не выдумывай, мам, какая из тебя сейчас работница? Лежи, выздоравливай. Я уж как-нибудь сама.

«Сама, сама, все сама, – сжимала зубы Светлана, покидая больницу. – Сегодня нужно выкупить сахар – иначе талоны пропадут, конец месяца. Кто это за меня сделает? Никто. Четырнадцать килограмм – дотащу ли?»

Она заглянула в четыре ближайших от дома магазина – сахара там не оказалось. Пришлось шлепать за три квартала, в маленькую булочную, где сахарный песок был почти всегда.

В булочной сахар действительно продавался, и очередь сравнительно небольшая, на каких-то полчаса. Выйдя с двумя тяжеленными сумками, сшитыми тетей Полей из старого кримпленового пальто, Света остановилась в сомнении: идти пешком или все-таки проехать одну остановку на автобусе? Выбрав на асфальте место посуше и поставив сумки, она взглянула на часы и поняла, что в автобус соваться бесполезно – все с работы возвращаются. Придется пешком. Она уже наклонилась взять свои сумки, но тут ее внимание привлекла мусорная площадка напротив.

Какой-то человек, стоя чуть не по колено в помойке, рылся в огромном мусорном баке. Света всегда подходила к этим помятым грязным бочкам с чувством брезгливости. И в движениях этого мужчины сквозило отвращение. На вид лет шестидесяти, в когда-то добротном, а теперь потертом драповом пальто, он, стыдливо озираясь, доставал из мусорного бака куски плесневелого хлеба, остатки кочанов капусты, подгнившие картофелины и прятал добычу в замызганный полиэтиленовый пакет.

Света замерла и смотрела до тех пор, пока мужчина не покинул помойную площадку, виновато оглядываясь и на ходу стягивая с руки резиновую хирургическую перчатку.

«Это до чего же надо дойти, чтобы искать еду на помойке? – ужаснулась она. – Что там можно найти? Огрызки, очистки, объедки… Почему он это делал? Ведь кое-какие продукты еще можно купить? Все-таки не война, мирное время».

Ей вспомнились сцены из старых кинофильмов, где беспризорники жадно запихивали в рот все, что похоже на еду.

«А вдруг завтра станет еще хуже, чем сегодня? – подумала она и вздрогнула от этой мысли. – Вдруг и всякая крупа, и макароны, и скумбрия консервированная – все пропадет? Что мы тогда будем есть?»

Светлану не волновали причины возникновения дефицита, которые порой обсуждали дома Маня и тетя Поля со своими приятельницами. Ее не волновали давние объяснения Шереметьева о падении цен на нефть и внешнем долге Советского Союза. Не волновали обещания Горбачева и Рыжкова, а также рыночные реформы в социалистическом государстве, которые они начали проводить. Ее интересовала собственная судьба. Что она будет делать, если прилавки магазинов окончательно опустеют? Чем накормит семью?

Теплый мелкий дождик заставил поднять сумки и поспешить к дому. Она была так сосредоточена на решении продуктовой проблемы, что ни разу не остановилась, не почувствовала, как оттягивает руки талонный сахар, и лишь в квартире взглянула на сведенные судорогой побелевшие пальцы с красными вмятинами. Сжимая и разжимая их, Светлана твердила шепотом, будто клялась:

«Я никогда не буду голодать. И семья моя не будет. Я буду работать, я все силы приложу, лишь бы они не голодали. И я не дойду до помойки, что бы ни происходило в этой проклятой стране!».

«Мама права, – признала она, – надо самим позаботиться о себе, ведь неизвестно, что будет завтра? Засадим весь участок овощами. И кур надо купить – знать бы, где их продают? За канавой возле леса есть лужок, с половину нашего участка – вскопать его и посадить картошки. Но копать надо рано, как только снег сойдет и чуть просохнет, а то вдруг еще кто-нибудь захочет прибрать его к рукам? Надо купить картошки на семена, и еще всяких семян – морковки, репки, свеклы, кабачков… Жаль, участок маленький. Вот был бы, как госдача Улицких – с такого участка роту прокормить можно».