головой раздался стук шагов, и вскоре передо мной появился Жак. На самом деле, его звали Яков, но мы звали его на более привычный для нас манер — Жаком, он не возражал (что, кстати, не одобрял другой наш матрос и его соплеменник — Давид). На меня вопросительно смотрел худощавый матрос с длинными руками. Кучерявые чёрные волосы, нос с горбинкой, узкие скулы и острый подбородок — типичный представитель сынов Синая. На «Бретани» он выполнял функции судового врача: в Реймсе Жак одно время работал фельдшером в клинике.

Тем временем матрос сел на колени перед животным, я показал ему на правую переднюю ногу козы. Он начал осматривать и ощупывать, животное терпеливо сносило его манипуляции. Я стоял позади него и ждал, глядя на выпирающие позвонки под его майкой, пока он возился с нарушительницей нашего спокойствия.

Евреев-моряков я встречал нечасто, точнее говоря, никогда. А тут сразу два. Ловил себя на мысли, что они стали совсем недавно моряками с единственной целью — покинуть страну, которая в недалёком будущем должна была стать бесконечным донором для немецких концлагерей. Сработала безошибочная интуиция вечно гонимого народа. Но мысли такого рода старался отгонять как глупости бытовой ксенофобии.

Жак отвлёк меня от философствований на тему национального вопроса — он поднял голову и посмотрел на меня.

— У неё сломана нога, надо наложить шину.

Я пожал плечами.

— Надо — так надо.

Мы поднялись на палубу, где нас ждали озабоченные лица моряков с вопросом: «Что с ней?»

— Сейчас починим, — хмыкнул Жак. — Найду дощечки для шины и принесу аптечку.

Моряки понятливо закивали головами: «Конечно, конечно…». Не прошло и пяти минут, как Жак вернулся с необходимым инвентарём (где он только нашёл эти деревяшки?!) и начал спускаться вниз. Мы все остались наверху, терпеливо ожидая результатов его работы.

Появился капитан.

— Что там ещё? Какого дьявола «любимец Гитлера» бегает по судну с аптечкой и щепками?! — несмотря на решительный тон, чувствовалось, что Моро предчувствует недоброе. Так оно и было (для него, конечно).

— Коза сломала ногу, — объяснил, не глядя на кэпа, Папаша Гийом.

Моро молча играл желваками: ему уже становился понятен исход дела. Через десять минут Жак встал, сделав своё дело: теперь с двух сторон повреждённой ноги козы были прибинтованы дощечки. Вслед за ним встало животное и, стуча деревяшками по железному полу, попыталась пройти пару шагов, но, споткнувшись, снова упала на бок.

Папаша Гийом посмотрел на кэпа.

— Капитан, нам выбросить её за борт или оставить на берегу? — на его лице играла ехидная ухмылка. Матросы хмуро молчали. Моро ничего не ответил, только сокрушённо махнул рукой и направился к рулевой рубке. Пройдя несколько метров, оглянулся.

— Если такие заботливые и милосердные, идите и купите ей сена. Или, что там она у вас ест, — он сдвинул фуражку на нос и продолжил свой путь.

Так на судне появился ещё один член экипажа — домашняя коза.

Поскольку виновниками происшествия были признаны двигателисты, то есть мы, то и все «тяготы», связанные с новоявленным «матросом» возложили на нас: она поселилась в моторном отсеке. Мы должны были присматривать за ней, кормить и убирать её «горох». Нам пришлось отправиться на рынок в пригороде Ла-Валетты (несмотря на утренний налёт, торговцы всё-таки открыли свои прилавки) и купить несколько мешков сена, моркови и капусты. Трудолюбивый ослик отвёз покупки на корабль. Все наши труды сопровождались едкими комментариями Жиля: он ещё не простил своего обидчика.

— Теперь можно спать спокойно с новым мотористом! Наш хлев пойдёт в нужном направлении. Корову ещё не привели?

Но мы не обращали внимания на его шуточки. «В принципе, он славный парень — просто ему не повезло с характером», — бросил Папаша Гийом, почёсывая спину.

Однако на этом первый день войны не закончился: после полудня вновь взревели сирены противовоздушной обороны. На этот раз все действовали чётко и быстро, но в том же порядке: команда помчалась в убежище, Папаша Гийом и я прыгнули в укрытие под зенитной батареей, Моро остался на капитанском мостике. Единственное отличие: под мышкой у меня находился новый член команды.

И опять — уже двадцать пять — «горбунов» появилось в небе над островом. Сейчас они даже не пытались спикировать на город, опасаясь заградительного огня зенитных батарей. Подобно рейсовым транспортам они просто выгрузили свой груз и, развернувшись назад, исчезли, уйдя в сторону моря. Только их грузом была смерть, предназначенная жителям острова.

Можно ли к этому привыкнуть и не бояться? Во всяком случае, я так и не смог, хотя впереди у Мальты было ещё три года ада. Но кто мог тогда это предвидеть? Наверно, в здравом уме привыкнуть нельзя — остаётся только примириться, вжавшись в землю в надежде слиться с ней и уйти вглубь на много, много метров. Так я и лежал, стиснув зубы, каждый раз ожидая конца. Столбы грязно-белого дыма покрыли Ла-Валетту и её округу. Часть второй волны бомбардировщиков ушла вглубь острова. Вскоре и оттуда послышались глухие разрывы.

— Аэродромы бомбят, суки, — сквозь зубы прошипел Папаша Гийом, его лицо исказилось злобой.

Коза еле слышно проблеяла ему в ответ, как будто соглашаясь с ним. Надо сказать, что животное вело себя тихо и спокойно, лёжа рядом. Доверчиво глядя на нас, казалось, она понимала, что происходит с нами.

Папаша Гийом ободряюще погладил её по голове:

— Молодец, боевая коза, — животное что-то негромко ответило ему на своём.

Налёт закончился, не причинив серьёзного ущерба порту, и мы снова побрели на судно. Старший механик отряхивал на ходу робу. Опять нас встретил капитан Моро. На козочку он уже не обращал никакого внимания — его мысли были заняты чем-то другим.

— Капитан, мы всё-таки выходим сегодня в море? — отвлёк его от раздумий вопрос Папаши Гийома.

Моро посмотрел на моего наставника, непонимающими глазами, но через секунду до него дошёл смысл вопроса.

— М-даа, — он встряхнул головой. — Стармех, ты, что не в курсе, что здесь происходит? По-твоему, макаронники устроили вокруг праздничный фейерверк, посвящённый нашему выходу? — его рыжие волосы возмущённо зашевелились. — Всем быть на судне до особого распоряжения.

— Да, всё понятно, капитан, — Папаша Гийом пожал плечами. — Мы