готовностью проминаясь и расходясь рваными отверстиями. Десятки пик жалили северян всем весом воинов, навалившихся на судорожно сжатые древки. Устремляясь в уязвимые места, острия наносили множество опасных и жутких ран, проникая к вожделенным внутренним органам. Ральф находился на рассыпавшейся в грохоте кромке сражения — недаром городские рыцари считались элитой ополчения и доблестно встречали опасность развернутой грудью, облаченной в надежные латы. Широкие нащечники, крепившиеся к дорогому массивному оголовью, почти не лишали мужчину обзора, при этом позволяя относительно свободно дышать. Швабс уже несколько раз чувствительно опустил древко на левое плечо господина — перепуганный парень что есть мочи лупил топором по толстым рукам северянина, которого толкали вперед обезумевшие от ярости соратники сзади. Ральф словно в замедлении увидел, как в результате такого удара наудачу булава выпала из железной хватки северянина — два пальца задорно отлетели от кисти, а пара оставшихся трогательно болтались на растянутых лоскутах кожи. Разъяренный гигант, казалось, не заметил потери и широко замахнулся на Ральфа грубым щитом, однако сразу же получил острие хальберда под опрометчиво поднятую руку — сталь с наслаждением раздвинула ребра и, оставляя на желтоватой кости глубокие борозды, разорвала легкое. Вейссер дернул древко обратно и сразу прижал подбородок к груди — спустя мгновения рыцарь принял тяжелый и протяжный толчок щитом, лишенный значительной части разрушительной силы. Отринувший всякое самосохранение северянин, бросая вызов самой смерти, вновь широко размахнулся, полностью открывшись — Ральф не успел подать сигнал мышцам, как рефлексы сами выбросили поющий хальберд в лицо врага. Твердая сталь легко сокрушила лицевые кости, попутно разрывая глаз — на острие брызнула жидкость, и мозг северянина получил глубокую, узкую рану, ставящую скорбную точку в его скотском существовании.

Презренная туша нехотя завалилась вперед, однако Ральф уже не видел, как проклятый враг сучит мясистыми ногами, словно пытаясь оттолкнуть ими наступившую гибель. Неподалеку чудовищный удар северянина примял голову одного из защитников — очевидно, шея не выдержала, даровав мужчине мгновенную смерть. Ральф со всей возможность скоростью замахнулся и, вытянувшись, точно вогнал хальберд в основание шеи удачливого налетчика, разрубив плоть на глубину пары ладоней. Разогнанная огромным сердцем кровь сразу же захлестнула острие хальберда и принялась толчками заливать левую сторону тела противника. Гигант закряхтел и, поражая свидетелей живучестью, надсадно выдавил острие вверх, помогая Ральфу совершить еще один замах, дабы с такой же силой наполовину обрубить плечо северянина, разослав хруст костей по ушам воинов. Ополченцы быстро среагировали, вогнав в безвольное тело здоровяка несколько уколов копий, подкрепляя «работу» Вейссера. Спустя считанные секунды вражеский воин сполз оземь, оставшись горячей грудой изрубленной и исколотой плоти…

Траверса, полностью растворившегося в жаре воспоминания предка, откровенно поразило невероятно низкое качество вооружения противников Ральфа. Снаряжение северян не претерпевало видимых изменений на протяжении десятилетий — казалось, время замерло за бескрайним морем, упокоив свой ход в объятьях тяжкого забытья. Переполненные силой тела воинов чаще всего покрывали длинные кольчуги с полными рукавами, переходящими в сплошные рукавицы. Смехотворное качество северного железа вкупе с весом приводило к тому, что кольца растягивались, принимая форму овала. Такая сеть была способна защитить, разве что, от случайного мазка боевой частью оружия, но никак не от целенаправленного удара. Реже Ральф видел пластинчатые куртки, по крою походящие на старые доспехи кернерхолдцев. Железные элементы приклепывались изнутри основы из странной кожи, вызывавшей отвращение. Городской рыцарь не хотел даже строить предположения, какие чудовища несли на себе сей покров ранее — кожа доспехов северян поражала обилием разводов и сочетаний странных цветов, категорически неприятных взору. Налетчики вооружались преимущественно топорами и грубым ударным оружием для одной руки в сочетании со щитами — физическая мощь позволяла им использовать этот скудный арсенал устрашающе эффективно.

В сравнении с атакующими, ряды вейтендайльцев казались облиты блестящим металлом с множеством матово-серых лоскутов кольчужного полотна. Давние традиции городских оружейных ремесел привели к зарождению одной из лучших школ изготовления доспехов на Твердыне. По мнению Траверса, данная отрасль выступала тем пиком, где одновременно сливались все достижения тогдашних скупых технологий: металлургии, термической обработки, скульптурного и эстетического восприятия, а также эргономики. И сейчас, сияющее великолепие полированных шлемов и нагрудников, надежно ограждающих владельцев от кровожадности ненавистного противника, разливалось по обширному полю боя, которое непрестанно сотрясал топот нескольких тысяч ног. Фамильные и городские рыцари, лязгавшие крупными пластинами дорогостоящих лат, выступали неким центром кристаллизации для куда менее опытного ополчения, защищенного значительно легче. Корни этой традиции протянулись из далекого прошлого, когда сама суровая жизнь заставила жителей Вейтендайля разрушить гранитные стены между впечатляющим эго каждого, так присущего человеческому роду. Ткачи стояли плечом к плечу с сыновьями богатых торговцев, а кузнецы подбадривали оробевших пекарей — именно в такие моменты стирались любые границы между слоями жизни людей. Извечная опасность, нависавшая над страной, выковала поразительно сплоченное и цельное общество, лишенное бездонной пропасти между знатью и простолюдинами — все они являлись защитниками родного Вейтендайля.

Мужчинам несомненной доблести удалось вынести первый и наиболее разрушительный натиск северян — через несколько минут активного боя грузные варвары стали терять выносливость, а вместе с оной улетучилась и ужасающая сила их ударов. Напирая, уподобившись примитивному заводному механизму, бездумные северяне были вынуждены преодолевать слой из корчившихся соратников, сраженных тяжелым оружием вейтендайльцев. Их ноги запинались о торчащие конечности и щиты поверженных, а ступни предательски скользили по нежным петлям остывающих кишок. Траверс глубинами разума Вейссера знал — позади бурлящего недолговечной яростью скопища северян находится настоящая сила, злой волей направляющая эту массу по руслу событий, что ведомы только ей. Несколько десятков куда лучше экипированных представителей верхнего слоя общества далекой и чуждой страны всякий раз приводили на убой сотни и сотни великанов, коим суждено остаться в земле Вейтендайля. «Операторы процесса утилизации» — странная и не подкрепленная доводами мысль, осененная бликом внезапной догадки, вырвалась у Траверса, не знавшего о происходящем, по сути, ничего.

Действительно, защитники за все долгие годы странного противостояния, перешедшего грань смертоносной привычки, ни разу не брали пленных — ненависть к врагу полыхала гораздо жарче просмоленных дров, что таяли в объятьях жадных языков пламени. Северяне в полной мере заслуживали подобного отношения — их фантастическое пренебрежение страданиями других выливалась в такие случаи обращения с жертвами, что были невозможны даже по меркам суровых вейтендайльцев. Траверс лишь краем коснулся воспоминаний предка об увиденном в разоренных поселениях, чтобы его разум охватила оторопь. Подобные извращения в современности бытовали, разве что, среди выродившихся властителей Суверенных Миров, досуха испивших все вместилища порока. Картины представали пред внутренним взором Траверса подобно витринам, которые кичились безвкусной жестокостью