Женщины, изнасилованные до смерти и, буквально, разорванные изнутри, а после — деловито освежеванные умелыми руками и споро приготовленные в качестве походного пира… Дети Вейтендайля, ставшие игральными приспособлениями в чудовищных забавах северян — огромные ладони захватчиков сворачивали слабые и податливые детские шеи, соревнуясь в самом громком и отчетливом хрусте… Однако и после надругательства безвольные тела несчастных не получали покоя — Траверс видел ряды детских тел, повешенных на толстых канатах головами вниз. Так северяне спускали кровь, подготавливая нежное и не успевшее обзавестись жилами мясо. Мужчинам «везло» более всех — их тела оказывались незамысловато превращены грубым оружием северян в желе из разорванных мышц, перемешанных с обрывками органов и осколками костей. Более всего поражало равнодушие мучителей — Траверсу казалось, они даже не наслаждаются порочностью и кровью, а искренне не понимают, насколько страдают их случайные жертвы. Словно паническое биение разрываемого страхом и болью сердца — радостная реакция на забавную игру… У пришельцев из дальней страны за морем не было морали и совести в привычном понимании. Поиски «чужих» на иных мирах стали неактуальны, ведь северяне из прошлого оказались невероятно далеки от привычного понятия «человек». Наверняка потомки этих выродков и поныне разбросаны по планете. Пожалуй, Вайс и не подозревал о такой, отмеченной кровью и стенаниями странице в истории родной Твердыни. Однако теперь Траверс понимал, откуда бьет ключ поразительной стойкости защитников, и ему открылась причина неугасимой ненависти, заставлявшей вейтендайльцев остервенело колоть даже мертвых врагов, превращая их лица в тошнотворное месиво.

Перепуганный поначалу Швабс с началом боя напитался спокойствия, источаемого стоящим впереди господином, что казался нерушимым оплотом цивилизации, торжественно разбивающим волны дикости и злобы. Хальберд Ральфа уже собрал достойный урожай из разбитых северных голов. Пусть броня Вейссера и пополнила коллекцию вмятин с зарубками — доспешники родного Рейнеля с готовностью проведут ремонт, категорически отвергнув плату за потраченное наряду с мастерством время. Слуга тоже умудрился нанести некоторый урон врагу — все таки, тяжелый топор представляет ощутимую опасность, даже будучи панически сжатым не самыми умелыми руками. Ральф знал от старших рыцарей, охотно делившихся опытом — после определенного момента едва сдерживаемая ярость северян сменяется истовой паникой и бегством. «Словно изменившая фаза движения маховика», как сказал бы технически подкованный Траверс. Тяжелые ноги без пощады впечатывали лица упавших в землю, заставляя ноздри и рты забиваться грунтом, перемешанным с кровью или чем похуже. Невыносимый страх, будто незримым щелчком, переключал режим работы сотен налетчиков. Обычно, к этому моменту скучающие архитекторы происходящего уже покидали позиции, удовлетворенно направляясь к чужеродно выглядевшим кораблям — у оставшихся на суше северян не было ни единого шанса выжить. Уроборос вновь отстраненно пожирал себя, и захватчики в течение нескольких часов неизменно приобретали вид груды дурной плоти, изорванной хальбердами. Мужчины Вейтендайля не позволяли останкам северян осквернять благословенную почву родной страны — вскоре после сражения горизонт застилал густой дым от чудовищных костров, где неудачные налетчики уходили в последний путь, лишенный всякой чести. Окрестности поля сражения еще неделями избавлялись от сводящей с ума вони сгоревших тел, сваленных в несколько десятков куч, впечатлявших высотой «кладки»…

— Вот это — настоящее сражение, Альбузар, — Ральф мрачно вынес вердикт, — А то, что было — так, местная суета, повторюсь. Но тоже довольно грязная…

— Слыш, Вейссер, не смотри так, — матерый наемник, выбравший сие ремесло путеводным огнем всей жизни, неприятно сощурился, — Я давно с Гильдией работаю. Они дают задание и платят подобающе. Я берусь, значит, подряжаюсь выполнить. Если кишка тонка самому — нахожу людей, которые морду воротить не станут. Какого рожна эта блядва на обоз решили напасть?! Суки сраные, думают, обойти всех остальных и Древнего за жирный бок ухватить?!

— Альбузар, не заводись — я все понимаю…

— Если понимаешь, то не выпячивай! — низкорослый Вольта довольно смешно кипятился, но опыт и сила, заключенная в руках этого странного человека не располагали к улыбкам со стороны собеседников, — Мы сделали то, что надо. То, что эта мразота заслужила… Но… детей жалко, да. Жить и жить… Жалко, когда родители — сказочные дураки…

— Ладно, я так понимаю, мы здесь закончили?

— Да, Ральф, все. Кто на Гильдию хлебало подымет, тому она лицо растопчет! — Альбузар выпятил челюсть, придавая весомости собственной фразе, не лишенной правдивости — конфликтовать с организацией, опутавшей большую часть мира, могли либо наиболее могучие властители, либо отъявленные идиоты.

— Ну что, берешь меня к себе? — Вейссер не сомневался в успешном прохождении «вступительного задания», однако хотел поставить отчетливую точку в данном вопросе.

— Конечно, Ральф, конечно. Я тебя сразу на полуторное жалованье поставлю — мало у кого из моих друганов, кто роты держит, есть настоящий городской рыцарь… — Вольта самодовольно ухмыльнулся.

— Бывший, — Ральф не мог удержаться, дабы не подлить едва заметную каплю дегтя в медовый чан самодовольства лидера роты.

— Да мне похеру, пусть и бывший. Главное — чтобы латы сияли и шеи врагов ломались! Да я за один твой вид в наших рядах с нанимателей буду больше денег драть, ха-ха-ха! — Альбузар не удержался, и что есть силы хлопнул Ральфа по плечу, ненадолго вырвавшись из смятения от кровавого заказа, приведшего в его отряд прекрасно экипированного воина. С этого момента началась долгая карьера далекого предка Траверса в качестве наемного солдата, что пронесла его по невероятному числу земель, окаймлявших Залив Змей…

8

Изрубленные защитники не сумели причинить объединенному отряду существенных потерь — сказалось не только численное превосходство нападавших, но и боевой опыт, сплавленный с гораздо более дорогим снаряжением и выучкой. Ральф попрощался с Сокуром, оставшимся нести службу в Гильдии — после красного вечера, наполненного скулежом обреченных людей и безумными всполохами глаз Патфера, мужчина надломился изнутри. Получив заветные тридцать серебряных пластин, как прямое подтверждение честности Альбузара, Сокур также обрел жуткий груз, навешанный своей алчностью на душу до конца жизни. Отныне его взгляд казался притухшим и обращенным одновременно в разные стороны — Ральф как никто мог понять тот слой неисправимой горечи, покрывший оставшиеся годы Сокура. Кстати, Патфер, пугавший даже матерых кондотьеров одержимостью, которую не погасили десятки разбитых голов, молил принять его в роту, присосавшись бешеными зрачками к Альбузару. Вольта ожидаемо оказался непреклонен, поскольку карательные вылазки не являлись его специализацией. К тому же, Ральф мог поставить годовое жалованье, что век Патфера в отряде оказался бы смехотворно краток — суровые наемники при первом же мало-мальски походящем случае забили бы насмерть столь неприятного фанатика.

Далее рота вернулась в Кельдхофф, где благодарные