Она взяла визитку со стола и, не давая себе опомниться, вызвала такси.

Марта ждала машину, а мандраж не отпускал. Чтобы отвлечься, она мыла посуду после завтрака и передвигала предметы на обеденном столе. И старалась не думать о предстоящей вылазке.

Когда с улицы просигналила машина, торопливо проверила заколку в волосах. Отозвалась: «Минуточку!» – хотя знала, что водитель ее не услышит.

Заперев входную дверь, она прошмыгнула на заднее сиденье такси:

– В Бентон-Бэй, пожалуйста, к бывшему дому викария, – сказала она.

* * *

Полтора часа спустя Марта стояла возле симпатичного строения из красного кирпича, с остроконечной крышей. Лужайки были безупречны, к ярко-красной входной двери вела дорожка. На двери – латунный молоток в форме лисы и большущий ящик для писем. Вокруг косяка вился плющ, а из кашпо густой шапкой выглядывали анютины глазки и первоцветы. Жилище выглядело по-домашнему уютным, чувствовалось, что хозяева его любят и холят.

Марта стояла, сцепив руки за спиной, и смотрела на дом. Ноги словно приросли к земле, а голос в голове твердил: «Поворачивайся и езжай домой».

– Не могу, – сказала она. – Я должна это сделать.

Дверь медленно стала открываться, и у Марты от испуга зашлось сердце. На пороге появилась дама и стала выставлять пустые молочные бутылки. Марта поспешно отступила в сторону. Спрятавшись за высокой изгородью из бирючины, она подглядывала через прореху в листьях и гадала, как ей быть.

У женщины были сизо-белые волосы, завязанные в высокий узел; Марта так и не поняла: ее бежевые брюки без стрелок – это форма сиделки или наряд в стиле сафари? Незнакомке было слегка за семьдесят, а Зельда старше. Стало быть, это Джина?

Женщина ушла в дом, и Марта перевела дух. Сердце так колотилось в груди, что Марте стало дурно, и она решила успокоиться и немного пройтись по проселочной дороге.

Ей хотелось потянуть время, как следует все обдумать. Она прокручивала в голове все возможные варианты, и постепенно дыхание ее выравнивалось.

Если моя бабушка здесь, то что я ей скажу?

Только, конечно, здесь ее быть не может, она же умерла.

Но так сказали родители. А надпись в книге доказывает обратное…

Необходимо все выяснить.

Ветер со свистом продувал юбку, а в шее словно вдруг выросли узлы. Наверное, это и вправду глупо? Не может же быть, что тут живет Зельда, которой не стало больше тридцати лет назад? Марте самой было смешно от собственной наивности. Да и вообще возникал вопрос, способен ли был отец на такую чудовищную ложь о Зельдиной смерти, и в памяти всплыл случай из прошлого.

В тот год, когда Марта перешла в среднюю школу, она на уроке английского написала рассказ, и учитель, мистер Брейди, велел прочесть его вслух.

На свое место Марта вернулась, стиснув руки и дрожа от смущения и гордости одновременно. Чтение перед всем классом далось ей трудно, но она справилась.

После урока мистер Брейди сказал, что хочет послать ее рассказ на межшкольный конкурс. «Каждая школа выдвигает одно конкурсное произведение, и я собираюсь предложить твое. Номинантов ждет церемония в Малтсборо, и я думаю, что у тебя хороший шанс взять приз».

Марта примчалась домой и поделилась новостью с родителями.

– Пожалуйста, не занимайте ничем этот вечер, – попросила она.

Мама тут же сгребла ее в охапку и поздравила, но папа поджал губы:

– Сколько всего детей участвует в конкурсе?

Ликование Марты поубавилось.

– Там будут все школы Северной Англии. Но от нашей школы мистер Брейди пошлет мой рассказ.

– Замечательно. Умничка! – похвалила ее мама.

Папа выдавил улыбку.

– Ей ничего не светит, – сказал он Бетти. – К тому же это поощрит Марту писать новые рассказы. Она совсем забросила энциклопедии.

– Мы их сто лет читаем, папа. Я там все уже знаю, – ввернула Марта.

– Да неужто? – усмехнулся Томас. – Умение писать рассказы – не самая полезная вещь для секретарши или бухгалтерши, верно?

– Есть и другие профессии, – вмешалась Бетти. – Творческие…

Томас выразительно на нее посмотрел.

– Не уверен, что ты в этом разбираешься.

– Слушай, так нечестно. Я же хочу работать.

– Так можно мне будет пойти? – взмолилась Марта, которой отчаянно хотелось выиграть конкурс и доказать отцу, что он не прав.

– Нет. На тот вечер у нас другие планы, – сказал Томас.

Марта так и не узнала, что это были за планы, если они вообще были. Церемония награждения настала и прошла, а семейство Стормов осталось дома. Марта завоевала второй приз и получила грамоту – не на сцене, а после урока, в простом коричневом конверте, который вручил ей мистер Брейди. Когда она показала грамоту папе и спросила, почему ей нельзя было лично ее получить, он покачал головой:

– А не надо было перечить. После этого ни осуществлять свои планы, ни везти тебя на церемонию мне, естественно, не хотелось. Ты сама все испортила. Да и все равно тебе достался лишь второй приз.

Несколько недель после этого Марта проклинала себя за то, что проболталась. С возрастом она начала подозревать, что отец лгал: ничего на этот вечер не планировалось. А еще ретроспективно всплывали другие неправды, по мелочи, и не только.

Поэтому если существует хоть малейший шанс, что Зельда жива, она должна это выяснить. Приободрившись такими рассуждениями, Марта наконец вернулась к садовой калитке, взялась за ручку и потянула ее на себя.

Вокруг было пугающе тихо – ни птичьей трели, ни шелеста ветерка в кронах деревьев. Ее шаги по мощеной дорожке раздавались оглушительно громко. В ушах бился пульс. Марта трижды стукнула молотком-лисицей и стала ждать, нацепив на лицо приветливую улыбку.

Бежали секунды, минуты, и ничего не происходило. Никто не открывал.

От улыбки свело челюсти.

Она знала, что внутри кто-то есть. Марта снова постучала и снова безуспешно; тогда она отошла от двери и заглянула в окно. Через него были видны задняя часть дома и кухня. И задняя дверь была открыта. В нее кто-то вошел, и у Марты напряглась шея.

Может, они меня не слышат.

А может, притворяются, что не слышат.

Она пошарила рукой под окружавшим дверь плющом, ища звонок, но его не было.

Дом с обеих сторон окружал забор – высокие деревянные планки, выкрашенные в бледно-зеленый цвет, и Марта вгляделась в кусочек заднего двора, ярко освещенного солнцем. Там на лужайке носился маленький черный скотчтерьер. На веревках развевались белые простыни, рядом с ними висели бирюзовый пододеяльник и длинная юбка такого же цвета.